Умру вместе с тобой - Татьяна Степанова

Бени Фитцрой опустил руку и протянул ему револьвер рукояткой. Мещерский взял его и… не знал, куда деть. Положил на столик рядом с Черной головой.

– Со мной никогда такого не было, – произнес Бенни. – Я сам не знаю, что это. И как это случилось. Одно я знаю – эта женщина предназначена мне судьбой.

Мещерский молчал. Они словно плавали в тишине, как в воде. Ливень прекратился, и небо, видное за распахнутым пологом палатки, очистилось от туч. А потом в лесу снова завизжали пилы, застучали топоры дровосеков.

– Я все сделаю для ее счастья. – Бенни был очень серьезен. – Там, в Индии, можно найти хорошую работу, даже лучше, чем здесь. Я посвящу себя ей. Она ни в чем не будет нуждаться. Конечно, мне нечем удивить вас… раз вы были так богаты там, в России… Но я постараюсь. Сдохну, а сделаю. И ты увидишь…

– Увижу.

Мещерский представил себе их вместе. Ее и его. Может, конечно, не на второй день, но он ее добьется. Завоюет. Потому что невозможно устоять перед ним. Перед ним – таким, какой он сейчас. Как можно не влюбиться в Бенни Фитцроя?

– Бенни, а как же я?

Бенни смотрел на него. А он…

И в этот миг тень пронеслась мимо палатки.

Топот ног.

Мимо их палатки что есть духу мчался рабочий.

И еще один.

А за ним другой.

Они неслись прочь, словно какая-то сила гналась за ними. И ужас был написан на их лицах. Но никто, никто не кричал. Никто не издавал ни звука.

Бенни выскочил наружу. Мещерский за ним. Они ничего не понимали. На них бежала уже целая толпа – не со стороны просеки, а с поляны, где пометили к вырубке деревья с ценной древесиной. Люди бежали, побросав топоры. Мещерский пытался кого-то удержать, чтобы спросить: – Что происходит? Его отшвырнули в сторону. Едва с ног не сбили.

Никто ничего не объяснял. Все просто убегали. И это было страшно… Мещерский подумал – стряслась какая-то ужасная катастрофа. И это произошло только что – вот сейчас, пока они там, в палатке разыгрывали свою трагикомедию, спорили, выясняли отношения, чуть ли не стрелялись в припадке благородства…

А тем временем что-то произошло.

Нечто такое, что у всех этих в панике бегущих людей даже нет слов, чтобы это описать.

Бенни ринулся навстречу бегущим. Мещерский за ним.

Они добежали до поляны и увидели жалкую кучку рабочих, сгрудившихся у ее края. А в центре поляны возвышалось над лесом и вырубкой гигантское дерево макоре – африканская черешня. Ее мощные корни взрывали землю, а толстый ствол уходил в высь, и крона походила на купол.

Дерево было столь величественно и прекрасно, что при виде его захватывало дух. Оно царствовало здесь сотни лет, пока на его могучем узловатом стволе не появились зарубки от железных топоров. Однако сейчас все зарубки были аккуратно замотаны широкими полосами, свитыми из сухой травы и сухих лиан, словно грязно-желтыми бинтами. Эти бинты походили на погребальные пелены и обвивали ствол на высоте человеческого роста. От дождя они намокли и источали какой-то гнилостный и одновременно терпкий запах.

А на нижнем суку дерева макоре – довольно высоко над землей – висел человек, вздернутый, как на дыбе, за связанные за спиной руки. Импровизированная веревка была свита из крепких толстых лиан. А ноги его опутала те же погребальная пелена из сухой травы. Человек был голый, его темная кожа блестела от дождевых капель, что уже высыхали под солнцем. Это был один из рабочих. Мещерский узнал его – он сам лечил его от дизентерии всего три недели назад.

Рот и нижнюю челюсть несчастного крепко обвязали все теми же погребальными грязно-желтыми пеленами, так что он не мог кричать, а лишь глухо стонал, извиваясь всем телом от дикой боли.

Его живот был наполовину распорот, а наполовину лишь взрезан. И от судорожных толчков, когда он бился, повешенный над землей, рана расходилась на животе все дальше, дальше, глубже.

Кровь текла из раны на землю, на корни великого священного дерева макоре.

Он истекал кровью на глазах у тех, кто остался на поляне. Бился в своих путах, стонал, мычал. Повязка из травы сползла с его подбородка, и он страшно закричал. И эхо леса подхватило этот вопль, унося его далеко, далеко в чащу.

– Лестницу сюда! – крикнул Бенни Фитцрой. – Помогите мне его снять!

Никто из рабочих не двинулся с места. Часть вообще, словно тени, метнулась по вырубке к лагерю.

– Лестницу несите! Он же умирает, – крикнул и Мещерский.

Они бормотали что-то на ломаном английском – испуганно: нельзя трогать, нет, нет! Это знак… это жертва… нельзя трогать жертву… никогда, иначе…

АААААААААААААААААА!

Несчастный заорал от боли, дернулся, и его ужасная рана на животе разошлась еще сильнее. Кровь хлынула на корни дерева макоре потоком, орошая их, кормя, питая этот лес и его богов.

– Вон там лестница! – Бенни указал Мещерскому на груду валежника, возле которого валялась самодельная лестница.

Они бросились за ней, подтащили к стволу дерева макоре. Поставили.

– Держи его за ноги крепко, не давай дергаться, – скомандовал Бенни. – А я его сниму оттуда. Его повесили здесь во время дождя. Поймали, утащили в лес, вспороли живот и повесили.

Он быстро начал подниматься по лестнице. Мещерский тоже залез на нижнюю ступень и дотянулся до босых ног несчастного, который орал от боли так, что его было слышно уже в лагере. – Да помогите же нам! – взмолился Мещерский. – Он же умирает!

И снова никто не двинулся с места. Лишь ропот прошел – смерть, это смерть… не трогайте…

Мещерский обхватил ноги повешенного, стараясь держать его так крепко, как только мог, чтобы он не бился и не усугублял своего состояния, обезумев от страданий.

Это жертва… знак… чем больше страданий, криков, чем больше боли и крови… тем лучше… тем угоднее богам… демонам… богам-демонам… без разницы… без разбора… без оглядки на боль…

Бенни, балансируя на лестнице, достал из кармана складной нож и начал пилить эти чертовы толстые лианы одной рукой, другой он обхватил тело несчастного. Он пилил, потом резко дернул эту чертову веревку, изо всех сил стараясь порвать ее и снять раненого. Потом он отпустил его, выпрямился, стремясь дернуть лианы сильнее уже обеими руками.

Стрела вылетела из лесной чащи и вонзилась ему в грудь.

Бенни пошатнулся и упал с лестницы к подножию дерева макоре. От рывка веревка из лиан порвалась, и раненый, громко крича, тоже свалился на землю. Его вспоротый живот лопнул, и внутренности вывалились наружу, смешавшись с грязью и мокрой листвой. Он умер сразу.

А Мещерский…

Он так и стоял на нижней ступени лестницы, глядя, как…

Он спрыгнул.

Тьма…

В этой тьме не было ни леса, ни дерева, ни людей.