Музыка ветра - Карен Уайт

Скептическая улыбка тронула губы девочки, но она лишь кивнула в знак согласия.

– Спасибо. Я тоже думаю, что он не хотел меня ударить. Просто мы играли в карты, и я выигрывала…

Она умолкла, словно догадавшись, что лишние объяснения совсем даже ни к чему. Они лишь усугубляют всю ситуацию. А может, своим взрослым умом она понимала, что Эдит просто не захочет ее слушать.

Эдит снова открыла дверь в сад и позвала сына. На сей раз она сделала это громче и более резко. Она представила себе СиДжея, сидящего под деревом и ковыряющего землю перочинным ножом, который он нашел в одном из ящиков письменного стола отца. С самого раннего возраста СиДжей привык прятаться в саду, когда его что-то выводило из себя. И тогда он находил себе убежище среди развесистых ветвей старого дуба или в благоухающих цветниках и розариях, за которыми Эдит ухаживала поистине с материнской любовью. Возможно, привязанность к саду и к старому дубу у сына осталась еще с пеленок. Ведь когда он был совсем маленьким, Эдит обычно устанавливала детский манеж в тени дуба, чтобы малыш там забавлялся и не мешал ей возиться с цветами. Теплые воспоминания о тех давних днях, видимо, по сей день живут в душе ее сына. Но изредка, когда СиДжей смотрел на нее глазами своего отца, она видела, как они вспыхивают зловещим огнем, не предвещающим ничего хорошего. Такое впечатление, будто в такие моменты ее сын вспоминал нечто такое, чего он ни в коем случае не должен был помнить.

В конце концов Эдит сама отправилась на поиски мальчика и обнаружила его возле каменной ограды. Он выстругивал ножом какую-то палку. Они поговорили, и ее ребенок преисполнился таким глубоким раскаянием, что Эдит сочла возможным поверить ему. Он даже не сопротивлялся, когда она попросила его отдать ей нож и впредь не пускать в ход кулаки, даже в приступе самого праведного гнева. Сын не сопротивлялся, когда она обняла его. Более того, он тоже обнял ее. А когда он прошептал едва слышно и со слезами в голосе «прости меня», Эдит поняла, что он действительно раскаивается. Более того, она знала это наверняка. Впрочем, как и то, что ее сын – это истинный сын своего отца.

Когда машина Бетси наконец отъехала от дома, Эдит глянула мельком на окна мансарды. Оттуда лился теплый оранжевый свет. Эдит специально оставила люстру включенной. Сегодня, судя по всему, ее ждет еще одна бессонная ночь. Что ж, займется по своему обыкновению работой. Ей уже не терпится приступить к своей главной поделке. Она во что бы то ни стало должна довести ее до конца. Хотя бы для того, чтобы получить ответ на свой главный вопрос. В сущности, именно это и позволяет ей жить дальше. Это, да еще ее сын. Она обязана верить в то, что искомый ею ответ существует, что есть причина, объясняющая все. Да, скорее всего, объяснение будет намного более сложным и запутанным, чем все остальное, с чем ей приходилось сталкиваться ранее. Да и сама работа будет чертовски сложной. Но она станет для нее своеобразным актом любви, проявлением солидарности с той незнакомой женщиной, которую она ни разу не видела. Поделка станет вершиной ее успеха, ее венцом славы, ее ретроспективным взглядом в собственное прошлое. И обещанием сохранить все в тайне.

Эдит достала из сумочки сигарету и зажигалку. Еще раз глянула в боковое зеркальце на освещенные окна мансарды. А потом Бетси свернула за угол и старинный дом растворился в темноте.

Лорелея стояла возле кухонного стола и заворачивала четвертинки арбуза в пластиковую пленку, когда дверь, ведущая на кухню, широко распахнулась. На пороге появился Оуэн. Босые ноги, рубашка с длинными рукавами для занятия серфингом, украшенная знаком качества «50», плавки, расписанные изображением героев из мультфильма «Лего». На лице его застыло умильное выражение полнейшего довольства жизнью, и в эту самую минуту он был очень похож на такого игривого длиннохвостого кота, повисшего на какой-нибудь кулисе и самозабвенно раскачивающегося на ней.

– Звонил доктор Хейвард, – объявил он прямо с порога. – Сказал, что уже едет.

Лорелея глянула на сына искоса, достала из кармана передника двадцатифунтовую банкноту и положила ее на стол. Вообще-то она ненавидела заниматься подкупом, но честные способы были уже ею опробованы и не увенчались успехом. Гиббсу тоже так и не удалось уговорить Мерит отправиться на водную прогулку вместе с ними. Падчерица оказалась твердым орешком, такую едва ли расколешь с первой попытки.

– Вчера мы с тобой подробно побеседовали и все обсудили, не так ли? То есть ты хорошо знаешь, что делать. Главное – не принимай никаких «нет» в качестве ответа.

Оуэн глянул на банкноту серьезным взглядом.

– Да, мэм. А эту денежку я отложу на свою учебу в колледже.

Лорелея подавила вздох. Такое скопидомство ей немного претило. Но с другой стороны, ведь его отец родом из Новой Англии. А у местных жителей бережливость и рачительность на грани скупости уже просто в крови.

– Лично я предлагаю тебе истратить эти деньги на свои любимые игрушки лего или на сладости. Но тебе самому решать.

Оуэн взглянул на мать непонимающе, словно она беседовала с ним на чужом языке. Да и как можно пускать такие деньги на ветер?

Отвернувшись от сына, Лорелея спросила:

– А Марис тоже с нами едет? – И тут же представила себе, как поникли плечи Оуэна.

– Да. Доктор Хейвард сказал, что он будет счастлив взять с нами такую славную девочку. Не понимаю, зачем тебе понадобилось заставлять меня приглашать ее?

Лорелея ответила не сразу.

– Ну, во-первых, Марис – первая, с кем ты познакомился в Бофорте. А уж через нее ты познакомишься и с другими детьми, с кем потом будешь вместе учиться в школе. К тому же она просто очаровательная девочка. Не знаю, почему ты так недоволен.

Мальчик стал теребить край своей рубашки. Она уже ему явно коротка, подумала Лорелея. А ведь они купили ее всего лишь в начале лета. Мальчишка растет прямо не по дням, а по часам. Нет, она готова поклясться на Библии, что совсем не специально покупала сыну такую короткую рубашку. Еще не хватало, чтобы он щеголял здесь в вещах, из которых он уже вырос. И вовсе не ностальгическими воспоминаниями о детских годах Оуэна руководствовалась она в своем выборе. Да, то было счастливое время, когда они еще были все вместе, одной семьей: она, Роберт, их сын. Ей дороги те воспоминания, и она часто возвращается мыслями в то благословенное прошлое. Так неужели она начала, пусть и не преднамеренно, цепляться за того маленького Оуэна всеми способами и всеми доступными средствами? Но хорошо ли это?

– В том-то все и дело, – перебил ход ее мыслей Оуэн. Он проронил это так тихо, что Лорелея с трудом разобрала слова сына. Давно уже Оуэн не разговаривал с ней шепотом.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, снимая крышку с корзинки для пикников, после чего стала осторожно укладывать ломтики арбуза на пакетики со льдом. Когда-то давно в журнале «Родители и дети» она вычитала, что лучше всего поддерживать разговор с собственным ребенком, когда ты в это время чем-то занимаешься, а не буравишь чадо пристальным взглядом. Хотя, с другой стороны, мама обычно брала ее за хвост и притягивала к себе, почти к самому лицу. Так они и беседовали, почти соприкасаясь носами. Но это, между прочим, тоже отлично работало. Впрочем, сейчас на дворе уже совсем другие времена, а журналисты наверняка знают, что и как лучше.