Династии. Как устроена власть в современных арабских монархиях - Мария Кича

Талал постоянно находился в состоянии стресса. Безумие, таившееся в нем, проявлялось все четче — подобно тому, как на бумаге проступают слова, написанные невидимыми чернилами, — стоит лишь подержать ее над огнем. Для принца таким огнем были ужасные отношения с отцом, смерть деда, зависть к младшему брату, брак с нелюбимой женщиной и гибель двоих детей. Еще в 1932 году британская делегация после посещения Трансиордании отметила в отчете, что Талал отличается «некоторыми незначительными особенностями».

Перманентный конфликт отца и сына привел к тому, что Абдалла задумал убрать Талала из линии наследования и передать власть Наифу — чье главное достоинство заключалось в том, что он не был Талалом. Таким образом, в 1940-х годах именно Наиф являлся основным претендентом на трон. Хусейн (сын Талала) охотно рассказывает о своей семье в автобиографии «Uneasy Lies the Head that Wears Crown»[58]. По воспоминаниям Хусейна, амир был недоволен Талалом и потому отдавал предпочтение сперва Наифу, а затем ему — своему внуку.

Абдалла души не чаял в Хусейне. Мальчик был спортивным и коммуникабельным, интересовался политикой, не страдал от депрессии. Амир серьезно занимался воспитанием и образованием внука. Однажды он уволил учителя арабского языка — тот плохо объяснил ребенку смысл нескольких пословиц. Хусейн очень любил деда и впоследствии назвал в честь него своего первенца, проигнорировав традицию и не дав ребенку имя отца Талала.

Между тем психическое здоровье принца ухудшалось. Талал злоупотреблял алкоголем и вел себя агрессивно. Он часто набрасывался с кулаками на жену и детей. Как-то раз принц избил десятилетнего Мухаммада — вообразив, будто ребенок заодно с его вымышленными «врагами». Неудивительно, что в Иордании информация о Талале засекречена до 2027 года.

В 1939 году Абдалла исключил Талала из линии наследования. Указ был тайным — дабы никто не заподозрил, что в правящей семье есть проблемы. Когда разразилась Вторая мировая война, отец и сын вновь очутились по разные стороны баррикад. Абдалла поддерживал британцев, Талал — нацистов. Подобно Фаруку I и муфтию аль-Хусейни, он мечтал избавить арабский мир от западного влияния и следовал стратегии «враг моего врага — мой друг». На всякий случай амир посадил сына под домашний арест и приставил к нему охрану. После крушения Третьего рейха Талал понял, что ошибался. По натуре он не был кровожадным и искренне сочувствовал жертвам нацизма.

Принц пытался помириться с отцом. Он даже бросил курить, зная, что Абдалла не выносит запах табака. К тому моменту Наиф испортил себе репутацию — во время войны он занимался контрабандой зерна. Амир твердо решил, что младший сын не должен возглавить Трансиорданию, — однако все еще не рассматривал старшего сына в качестве преемника.

Единственным достойным кандидатом на престол, по мнению Абдаллы, являлся внук — десятилетний Хусейн. Амир собирался объявить мальчика наследником, но опасался заговоров и интриг. Единственный способ спокойно привести Хусейна к власти заключался в том, чтобы передать власть его отцу. В 1945 году Абдалла уничтожил секретный указ 1939 года и издал новый, по которому следующим правителем Трансиордании провозглашался Талал.

Талал приступил к обязанностям кронпринца. На его плечи легла огромная ответственность, к которой этот слабый и больной человек абсолютно не был готов. В мае 1951 года Абдалла улетел в Турцию и впервые оставил сына вместо себя в Аммане. Талал и Алек Киркбрайд проводили короля в аэропорт. Вскоре принц позвонил Киркбрайду и заявил, что отец вернулся и прячется во дворце.

Встревоженный Киркбрайд послал во дворец врача. Тот обнаружил у Талала частичную амнезию и дезориентацию. Министр здравоохранения Джамель Тутунги диагностировал «нервное и психическое расстройство». Принца отвезли в американский госпиталь в Бейруте — под наблюдение доктора Форда Робертсона. По убеждению Робертсона, причина болезни крылась в плохих отношениях отца и сына. Доктор также отметил, что пациент не способен нести за что-либо ответственность и его выздоровление маловероятно.

В июне 1951 года Талала перевели в психиатрическую клинику в Женеве. Но принц отрицал свой недуг и вернулся в Амман. Впрочем, через неделю будущий король Иордании снова приехал в Швейцарию. Он понял, что нуждается в медицинской помощи.

Во время лечения пациент впадал в истерику, плакал и кричал, что родственники плетут против него интриги. Абдалла считал болезнь Талала семейным позором и очень беспокоился — но не о здоровье сына, а об авторитете династии. Талал пришел к выводу, что отец его ненавидит. Когда Абдаллу застрелили, принц спокойно сказал: «Я не удивлен. Я предполагал, что это случится».

Убийство Абдаллы открыло в Иордании период междуцарствия, который длился семь недель. Страна погрузилась во мрак. В городах вспыхнули беспорядки — иорданцы грабили и жгли дома палестинцев. Из Багдада в Амман срочно прибыла делегация во главе с Абд аль-Ила-хом — якобы для того, чтобы выразить соболезнования по поводу гибели монарха. Хашимиты обсудили план действий — но так и не сумели изменить парадигму развития королевства. Лишившись Абдаллы, Иордания перестала определять будущее Ближнего Востока. Буквально за ночь она из государства — лидера арабского мира превратилась в объект политического влияния других стран.

Талала следовало привезти из Женевы в Амман и ввести в курс дела. Для этого требовалось время — и 20 июля иорданские министры провозгласили Наифа регентом при Талале. Однако Наиф грубо заявил, что намерен занять престол до конца своей жизни. В противном случае он пригрозил разогнать правительство и не утвердить смертные приговоры убийцам Абдаллы (при условии, что их надо было еще найти и осудить). Подобными глупыми угрозами принц оттолкнул от себя Киркбрайда и ключевых иорданских политиков, которые делали все возможное, дабы уберечь страну от потрясений. Наконец, Наиф заговорил о военном перевороте — и тут стало очевидно, что Абдалла был прав, не назначив младшего сына своим преемником.

Тем временем премьер-министр Тауфик Абу аль-Худа командировал в Швейцарию Джамеля Тутунги и доктора Форда Робертсона. Они должны были объявить Талала вменяемым, даже если это не соответствовало действительности. Информация о здоровье принца сохранялась в строжайшей секретности. Робертсон писал Киркбрайду из Женевы: «Безусловно, Талалу нужно вернуться в Амман. Его ждут, и народ его очень любит». Состояние принца оценили как стабильное. Новое медицинское заключение гласило: наследник не страдает и никогда не страдал шизофренией — он всего лишь отдыхал от переутомления.

5 сентября 1951 года принц прибыл в Амман. Больной и несчастный, гонимый и отверженный, испуганный и закомплексованный — Талал стал королем Иордании и одним из самых трагичных монархов в мировой истории.

Сын возглавил совершенно иное государство, нежели отец. Всего за пять лет (1946–1951) Иордания кардинально изменилась. Ее «детство» (период мандата) завершилось, и государство вступило в эпоху бурной юности. Оно сразу же столкнулось с жесткой конкуренцией среди арабских стран, радикализмом и панарабизмом 1950-х годов, давлением со стороны насеровского Египта. После убийства Абдаллы Иордания напоминала осиротевшего подростка, который вынужден ежедневно бороться за существование.