Убайдулла-наме - Мир Мухаммед Амин-и Бухари

государе в качестве друга. При возникновении настоящей, из ряда вон выделяющейся смуты, он отправился в ханака Ходжи Абдуррасуля, из потомков Ходжи Ахрара, к которому государь был [очень] расположен, и сказал: “Мы и вы считаем себя старцами-наставниками и духовными руководителями государя и эмиров. В настоящее время, когда мятеж и смута между государем, эмирами и войсками стали очевидны, а огонь государева гнева и ярости сильно разгорелся, [нам] необходимо со [всею] энергией [преданных] рабов трогательными петициями и концом рукавов извинения и упущения стереть с чела государя пыль смятения и страха, которая насела на него со стороны эмиров и войска. Поэтому оба эти почтенных друга[253] прежде всего явились к эмирам и сотворили молитву, а затем перечислили благоволения государя, оказанные за это время в отношении каждого из эмиров и военачальников в том или ином месте, напомнили /155а/ степень самоотверженности и благорасположения каждого из эмиров и военных, проявленные ими на службе государя, и [затем] сказали: “Вы, люди, сами домогались такого государя [и теперь], — хвала и благодарение аллаху! — он, ниспосылающий милости, послал [своим] рабам [такого] миродержавного правителя и государя, коего справедливость стала причиною спокойствия всех без исключения подданных. Процветание же и безопасность [в нашем государстве] таковы, что ягненок пьет молоко из сосцов львицы, волк покоится вместе с овцою. [Поэтому] необходимо за [такое] облагодетельствование, составляющее один из даров его благородной души, только беззаветно рабски служить ему, за [такую] щедрость, которая является жемчужиною жизни из числа его [богатых] даров, [по службе] следует идти не иначе, как торною дорогою повиновения и послушания ему. Ведь если стебель травы растет под тенью /155б/ стройного кипариса, то в случае черезчур высокого роста этот стебель свалится с ног, а ничтожная пылинка, когда с пылью поднимается на солнце, освещается им и гордится. В такое время, когда известие о приходе неверных калмыков, получив огласку, стало бы причиною [паники и] беспорядков в населении, будет ли, о люди, с чем-либо сообразно, что вы, проявивши дерзость в отношении своего государя, увеличите [тем самым] смуту в государстве? Высунув ноги из круга покорности [своему господину], неужели вы осмелитесь провозгласить призыв к бунту? За милости и благодеяния государя ваше обязательство велико. Подчиняясь обязательному религиозному предписанию, чтобы благорасположение к государю исходило из чистого сердца, служите ему от всей души и от всего сердца и поставьте себе целью идти по неуклонному пути повиновения ему. Нет, сделав предметом своих занятий противное убеждениям непослушание ему, ввергнув население в ужасы анархии и смуты, вы станете мишенью для стрел проклятий всего человечества так, что ваша бесславная история навечно останется на страницах эпохи!”

/156а/ Эти два великих мужа столько подобных слов высказали, что все присутствовавшие на собрании были очень растроганы. Ма'сум аталык и военачальники сказали: “Конечно, то, что сказали ходжи, выложив свои слова как на блюдце, заслуживает внимания. Мы, рабы, будучи готовы служить государю, продели [уже] в уши кольцо рабства. Мы уверены, что бог не допустит, чтобы мы дерзнули проявить неблагодарность государю за его благодеяния. Забыть милости и благости [его] это то же, что отступничество ученика в суфизме от своего духовного наставника и измена [правоверной] ханифитской общине[254]. *Прибегаем к помощи аллаха против злою в нас самих и против наших дурных дел![255] Вы, достопочтенные [отцы], сами видите в сем государстве степени нашего благорасположения и самоотверженного служения [высокой] государевой персоне. Что же нам делать, когда власть и узурпаторство Ни'матуллы над нами перешли всякие границы, а его надменность и /156б/ высокомерие превысили всякую меру? Ведь в конце концов он тоже один из узбеков, так почему бы ему кичиться перед нами своим превосходством? Какую великую службу он исполнил, что государь, привлекши его на лоно своего расположения, час от часу [все больше] удостаивает его своих царственных милостей? При всем этом в настоящее время нас ложно обвиняют в этой смуте, но причиной ее являются самовластие и незаконный захват власти тем узурпатором; если б не это, то как могли бы мы, рабы, найти силу и терпение [переносить] раздражение и недовольство могущественного государя?

Стихи:

Не вращается колесо судьбы иначе, как по твоему желанию;

У горы нет силы мстить тебе.

У ничтожных пылинок кельи покорности и рабской службы какая может быть смелость в отношении тех, кои дышат дерзостью перед освещающим мир солнцем? У муравьев из долины служения [государю] может ли быть сила в сравнении с тем, кто перед Соломоном эпохи выступает без должного почтения? Мы все — нижайшие рабы двора и, кроме /157а/ государева двора, не имеем иного убежища”.

Двустишие:

Что мне делать, когда приблизится мой конец?

От тебя я у тебя лишь найду покровительство!

Когда ходжи услышали эти столь убедительные слова эмиров и начальников войска, они поспешили в высокий арк и, удостоившись высочайшей аудиенции, почтительно и униженно доложили речи эмиров к военной молодежи в такой форме. “О, упование человечества, который принял божественную силу и опору божественного строителя, эмиры по своей нелицеприятной службе, — так как готовы себя положить на пути копыт скакуна вашего величества, — покорны и находятся в повиновении вам, но они осмелились выступить единственно вследствие высокомерия и самовластия неумного Ни'матуллы дадхи. Вы — государь, Ни'матулла же — один из рабов [вашего высочайшего] двора; вот если бы вы для успокоения умов всех ваших слуг на некоторое время назначили бы его правителем какой-либо отдаленной области, вроде Термеза, и послали-бы туда [это было бы хорошо]!” Когда государь /157б/ выслушал это увещание от двух великих мужей, то немедленно вскипел гневом и пламя его раздражения поднялось кверху, его брови так нахмурились от ярости, что стали похожи на завитки локонов рассерженных красавиц; от тени его сжигающего гнева время перестало работать; он сказал: “эти люди [т. е. эмиры и военачальники] за это время приняли за обычай высказывать дерзости своему государю. Они завидуют доброжелательному и самоотверженному слуге, потому что он пользуется милостями и вниманием своего государя. Они [в свое время] требовали его изгнания от Падша Шаим бия, теперь в мое царствование, выступая столь же дерзко, желают повторить тот же прием. Они не думают, что от пламени гнева, сжигающего мир, может упасть искра в гумно их спокойствия и они будут уничтожены”.

Ходжа Абдуррасул в ответ на гневные слова государя доложил: “Если упованию людей благоугодно будет, то я сделаю распоряжение всем