Давай познакомимся! - София Катенина

— В этом-то и проблема. Понимаешь, когда человек тебе очень нравится, хочется выглядеть идеально. Я даже ставлю будильник на двадцать минут раньше, чем ему надо вставать, чтобы привести себя в порядок.

— И что ты делаешь в эти двадцать минут? Надеваешь маску тролля, чтобы он чувствовал себя, как в родной пещере? — глумливо поинтересовалась я.

— Чищу зубы, полощу рот «Лесным бальзамом»... — пожала плечами Ира. — Принимаю душ и аккуратно складываю вещи, которые разбросала с вечера.

— Белоснежка и семь гномов, — вздохнула я. — Хорошо хоть не поешь утреннюю песнь и не кормишь олененка! Меня ни одно живое существо, даже Зигмунд, не заставит встать на минуту раньше, чем нужно. Ну и что тебя смущает в переезде? Будешь и у него наводить марафет.

— Да я боюсь, что сорвусь, — искренне произнесла подруга. — Что-нибудь сделаю не так.

— Например? Ты вроде бы не буйная и не носишь накладную грудь... Ну-ка расскажи мне про свои грязные секреты. У тебя что, вставная челюсть и ты собираешься класть ее на ночь в стаканчик с водой? — Страхи подруги показались мне абсолютно надуманными.

— Ну я же не смогу все время бегать по квартире в приподнятом настроении, с улыбкой на лице. Иногда у меня болит живот, а иногда я ем по целой банке варенья с батоном и прогуливаю работу под видом гриппа, — вздохнула Ира. — Раньше меня не волновало, какое впечатление я произвожу при этом на своего мужчину, а теперь... мне так хочется, чтобы все было идеально! А у меня столько сомнительных бытовых привычек...

Самой сомнительной бытовой привычкой нашей Белоснежки было конечно же не пристрастие к абрикосовому варенью, а маниакальная любовь к нытью и рефлексиям на пустом месте. Не то чтобы у нее действительно была безоблачная жизнь, но ко всем приключениям, которые подбрасывала ей судьба, она щедрой рукой добавляла вымышленные страхи. А воображение у Ирины работало что надо! Она обожала заранее расстроиться на тему плохих анализов, ужасного увольнения и неизбежного апокалипсиса, а также еще миллиона проблем, которым, к счастью, никогда не суждено будет случиться. В этом плане я была ее полной противоположностью — еще в детстве, когда я оставалась вечером одна и темные тени по углам комнат начинали шевелиться во мгле, я шла к выключателю, зажигала свет, а потом отправлялась в самый пугающий угол. Так я убеждалась, что за шкафом не прячется чудовище, а за дверью не стоит серийный убийца, забираться же под одеяло и дрожать, ожидая, когда мама вернется с работы, казалось гораздо страшнее.

— Ты же не кукла Барби, а живой человек, — утешала я подругу. — Да и потом, знаешь ли, он тоже не бесплотная личность!

Через два дня Ирина скрепя сердце переехала к обожаемому мужчине. Еще через неделю она выяснила, что идеальный партнер игнорирует туалетный ершик и обожает разгуливать по квартире голышом. И хотя эти открытия тоже никак не вписывались в идеальную картину романтических отношений, ей стало гораздо легче. Теперь она чистила зубы после завтрака.

Ветер перемен, нежно перебирающий ветки московских каштанов, добрался и до Нового света. Потрясенная произошедшим в злополучном самолете, Алена едва не разминулась со своим агентом по недвижимости. К счастью, у нее был телефон, который помог им встретиться. И только увидев свою новую квартиру, Алена поняла, что сорвала джекпот.

На одной чаше весов были Гнатюк и секс на дивиденды с инвестиций в современное искусство. На другой же оказалось более ста пятидесяти квадратных метров в Нью-Йорке с видом на Центральный парк. Прекрасное потерпело поражение в неравном бою. Роскошная, залитая солнцем квартира была меблирована с изысканным вкусом; в гостиной Алена с восторгом обнаружила настоящий камин. Потрясенная, она переходила из комнаты в комнату, но комнаты все не заканчивались. Ей приходилось дотрагиваться руками до кожаных кресел, светильников и шкафов, чтобы поверить в реальность происходящего. Наконец она обошла все и вернулась в гостиную.

— Если вы хотите, вы можете выставить эту квартиру на продажу. — Агент с религиозным лицом оглядывала открытую кухню со столешницей из белого мрамора. — За нее можно выручить очень, очень большие деньги. — В глазах агента, казалось, мелькали шестизначные числа. — Если не хотите продавать, можно сдать и получать по семь тысяч долларов в месяц, — не успокаивалась она.

Семь тысяч долларов в месяц? Да это была практически зарплата Бенджамина. Алена почувствовала небывалый прилив энергии и с еще большим удовольствием огляделась вокруг. В этой восхитительно чужой, невероятно просторной, пахнущей мелом квартире ей хотелось изменить только одно.

— Скажите, а вы могли бы продать эти картины? — И она кивнула на стену, где в хромированных блестящих рамах висели узнаваемые полотнища кисти Михаила Гнатюка. — Я повешу здесь что-нибудь более современное.

Это был первый визит Алены в Нью-Йорк. С сердцем, переполненным восторгом, тревогой и надеждой, она ходила по шумным улицам, так напоминавшим далекую Москву и так не похожим на нее. Где-то здесь была больница, в которой врачи сражались за жизнь Майка; она же даже боялась набрать телефон и позвонить ему. Боялась, потому что не знала, жив Майк или умер. Боялась, потому что не знала, что сказать. Вечером она купила букет подсолнухов и поставила их в большую вазу на круглый стол в своей новой гостиной. Это были цветы для него. Теперь оставалось только выяснить, этично ли присылать Майку в подарок жизнерадостные желтые цветы или на них стоило нацепить траурную ленту.

— Алло, добрый день, я хотела бы узнать о состоянии мистера Майкла Джонса. — Алена не узнала свой голос. От волнения он срывался, телефонная трубка вспотела в руках.

— Этого пациента больше нет в нашей больнице, — бесстрастно произнес голос на том конце провода.

Что это было? Его больше нет? Вежливое сообщение о смерти? Может быть, Майка увезли в другую клинику для экстренной операции или случилось самое страшное, но протокол не разрешает секретарям расстраивать людей по телефону?

— Но я... но он... — заволновалась Алена. Сердце бешено колотилось в груди.

— Его выписали по его же настоятельной просьбе, — уточнил голос после паузы, которая показалась Алене вечностью. — О... я смотрю... тут есть пометка от предыдущей смены. Мистер Джонс ждал звонка от какой-то русской леди и оставил для нее номер своего личного телефона. Могу я поинтересоваться, как вас зовут?

— Аль-о-на, — старательно произнесла Алена. Получив подтверждение, что Майк искал именно ее, она записала телефон первым попавшимся под руку карандашом прямо на белой стене прихожей.

Майк был жив, жив, жив, жив! Это было прекрасно! Траурный марш, который звучал в голове Алены, сменился двусмысленной французской мелодией под окном. Там играл бродячий музыкант. Вечер медленно опускался на город, темнота наливалась синевой, и фонари в Центральном парке вдруг вспыхнули, словно звезды в далекой неведомой Галактике. Алена стояла на просторной лоджии роскошной квартиры, ключи от которой лежали на столике в прихожей, и никак не могла поверить, что уже шагнула вперед, в новый мир, где все говорили на другом языке и ложились спать в то время, когда в ее родном городе уже было утро. Все это казалось пугающим, прекрасным и нереальным. Что будет дальше — Алена уже отчаялась загадывать, однако она точно знала, что сделает прямо сейчас.