Вражья дочь - Александр Тамоников

Дравес нырнул в подвал, зажег факел, приготовленный хорунжим. Стало светло. Здесь было все, чтобы переждать обстрелы. Кровати, стулья, стол, старый шкаф, рядом мешки с провизией, бидон с водой, свечи.

– Здесь нам будет хорошо. Хорунжий придет сюда непременно. Тогда я заставлю его выполнить обещание, – проговорил купец.

– Если этот поляк не убьет вас, пан Дравес, – сказал Кални.

Торговец взглянул на Анну, забившуюся на кровать, и спросил:

– Ты мне поможешь, дочь?

– Помогу, отец. – Она достала из-под юбок стилет, положила рядом с собой и заявила: – Пусть только Тадеуш попробует напасть на нас.

– Надо осмотреть все вокруг. Если хорунжий держит дома все свое добро, в том числе и деньги, то только здесь. Где-то тут, в этом подвале должен быть тайник.

Они довольно быстро нашли его за шкафом. Дравес высыпал монеты из мешочков на стол и с нескрываемым удовольствием начал считать их. Анна схватила украшения, драгоценности и перенесла на кровать. Это была ее добыча. Теперь никто не мог отнять такое добро у этой расчетливой и корыстной панночки, которой было всего-то семнадцать годков.

Наверху гремела канонада. Послышалось, как там обрушилась стена, потом что-то сильно грохнуло.

– Нас не завалит здесь, пан Дравес? – спросил Кални, глянув на потолок.

– Посмотри, что там, за выходом, – распорядился торговец.

Работник пошел по лестнице, отодвинул засов, легко поднял крышку и оказался во дворе.

Он увидел, что половина дома была снесена ядрами русских пушек, захлопнул крышку, спустился и доложил хозяину:

– Теперь не завалит, нечем уже. Изрядной части дома над нами просто нет.

– Как это? – не отрываясь от складывания украшений в свой короб, спросила Анна.

– Ядрами ее снесло.

– Неужели? – безразлично проговорила девушка. – Вот хорунжий удивится, когда придет.

– Если вообще придет, – заявил отец.

– Он придет. Этот Витейский весьма живуч. Он из любой передряги выберется.

– Да пусть и не придет. Мы получили то, что нам надо, а уйти из города сможем и сами. Я уже знаю, как это сделать, – сказал Дравес.

Работник посмотрел сперва на купца, который прятал мешочки с деньгами, потом на Анну, прибиравшую украшения, и спросил:

– Пан Дравес, а мне вы ничего не дадите? Хоть немного, чтобы добраться до родного местечка, до родителей.

Дравес положил в суму последний мешочек, посмотрел на работника и заявил:

– Ну а как же, Густав, конечно, дам. Иди сюда.

Ничего не подозревающий работник подошел к столу.

Дравес бросил быстрый взгляд на дочь, достал мешочек с деньгами и сказал:

– Я дам тебе двести грошей. Этого хватит?

– Да, пан Дра…

Договорить он не смог. Боль пронзила его тело, в глазах потемнело, ноги сразу отнялись. Густав Кални упал под стол, и тело его задергалось в судорогах.

Над ним стояла панночка со стилетом в руке. С него стекала кровь.

– Молодец, Анна! – заявил отец. – Только так сейчас и можно выжить. Надо быть сильнее других.

Панночка протерла стилет об одежду работника, убитого ею, как ни в чем не бывало вернулась на кровать, закрыла баул и проговорила:

– Тело надо бы убрать отсюда, папенька.

– Во двор нельзя, Аннушка, бросим под лестницей.

– Оно скоро завоняет.

– Не раньше, чем придет Витейский или мы уйдем отсюда. Помоги мне.

Купец с дочерью оттащили труп под лестницу, бросили там и накрыли рогожей, которая валялась рядом.

– Вот так! Деньги захотел, раб, – с усмешкой сказала панночка. – Таким скотам, как ты, деньги не нужны, потому как удел твой – работать на нас, тех, кто выше и богаче тебя.

– А ты еще и жестока, Анна.

– Я умею быть всякой, папенька. Сейчас вот мечтаю как можно быстрее добраться до Кракова, обвенчаться там с хворым паном Войчиком, стать наследницей всего его богатства, а потом помочь ему уйти в мир иной.

– Тебе не надо будет делать этого. Я возьму на себя такой грех.

– Там разберемся, папенька, лишь бы как можно быстрее оказаться в Кракове. А потом мы с тобой у камина старинного замка за бокалом янтарного вина станем вести беседы о нашей жизни в Полоцке. Нам будет что вспомнить, дорогой мой папенька.

Купец рассмеялся.

– Да уж, приключений нам уже хватает с избытком.

Наступило затишье. Русский наряд переставлял пушки. Выстроились на позиции не виданные до того времени «Медведь», «Павлин», другие орудия, способные двадцатипудовыми ядрами пробить насквозь любые стены и башни самой мощной крепости.

В это время ротмистр Михай Дерник, который не потерял слух только благодаря тканевым тампонам, вставленным в уши, решил узнать о порядке дальнейших действий его сильно поредевшей роты. Ему уже сообщали о гибели ротмистра Голубицкого. Это значило, что руководство обороной вновь перешло к воеводе Станиславу Довойне.

К нему он и направился, намереваясь по пути зайти на подворье хорунжего Витейского. Оно выглядело совершенно жутко. Половина дома была разрушена, конюшня снесена полностью.

Ротмистр обошел остатки дома Витейского и увидел трупы хорунжего и рядового солдата, теперь полностью открытые. Тело Витейского было сильно изуродовано. Но это сделали с ним вовсе не пушечные ядра.

Дерник тут же бросился к дворцу. Воеводы там не было. Охрана подсказала, где его искать. Ротмистр быстро нашел Довойну и сказал ему, что Витейский с ратником зверски убиты на подворье хорунжего.

Воевода поднял на него глаза и довольно спокойно произнес:

– Да, как же я мог забыть? Особая дружина!..

Ротмистр не понял.

– Что, пан воевода?

– Ничего, продолжайте обороняться. Продержитесь хоть немного. Возможно, скоро все изменится.

– Что может измениться, пан воевода? – воскликнул Михай Дерник. – Русские находятся под самыми стенами Замка и быстро, без особых потерь для себя разрушают их. Неприятельские полки стоят рядом с пушками. Они готовы ворваться сюда. Надо…

Воевода не дал ему договорить, резко повысил голос:

– Ступайте к роте, ротмистр! Ваше место там. Обороняйте крепость!

– Слушаюсь! – Дерник развернулся и вышел из подвала дома знатного шляхтича, где был устроен штаб.

А Довойна приказал срочно вызвать к нему ротмистра Холмского.

Холмский прибыл тут же, в разорванном кунтуше, с перевязанной рукой.

Довойна взглянул на него и спросил: