Укрощение герцога - Элоиза Джеймс

– А теперь, моя юная подруга, не созрела ли ты для моего ремесла? – сказала Кристабель.

Разумеется, все присутствующие слышали ее слова.

Рейф выбранился себе под нос. Но Имоджин вовсе не выглядела напуганной. Она уперлась рукой в бедро, и на губах ее играла улыбка. Но, несмотря на то что на ней был ужасающий парик, а ее атласное платье было кричащим и пестрым, как оперение попугая, этих двух женщин невозможно было сравнивать.

Имоджин была ослепительно красивой и излучала веселье и сексуальность, которые не наскучили бы мужчине и за целую жизнь.

Смех Кристабель носил совсем иной характер. Он был жестче, и в нем чувствовался суровый жизненный опыт, а также то, что она пользовалась им профессионально и расчетливо.

– В честь моей юной подруги! – крикнула Кристабель. В зале мгновенно воцарилась тишина. Она обняла Имоджин за плечи, приняла соблазнительную позу и запела:

– «Была она пуританкой, а также святою сестрой…»

И тут Рейфу пришлось испытать самое страшное потрясение за весь вечер, потому что Имоджин встряхнула юбками и с бесстыдной и дерзкой улыбкой вторила хрипловатому альту Кристабель своим чистым сопрано:

– «Была она дочерью чести, была пуританкой она, считала бесчестьем она поцелуй и была своей вере верна!»

Зрители, в основном мужчины, бесновались от восторга. Две женщины, стоявшие рядом на крышке бочонка с вином, каждая из которых залихватски упиралась одной рукой в бедро, а другой обнимала за плечи соседку, смеялись и пели. «Как только песня закончится, – думал Рейф, – она спустится с бочки и мы отправимся домой. Прежде чем кто-нибудь из присутствующих станет оспаривать мое право провести ночь с этой женщиной».

Имоджин и Кристабель теперь пели, чередуясь.

– «Он уложил ее наземь, – пела Имоджин, – и дух его радостен был…»

Она не понимает, что подразумевает эта песня, думал Рейф, но, должно быть, каждый мужчина в этом зале, пребывавший в сладостном томлении, прекрасно это осознавал и мечтал сыграть с пуританкой и Христовой невестой в определенного рода игры. Женщины раскачивались туда-сюда в соответствии с ритмом песни. Рейф заметил, что к ним пробирается Хайнд и лицо его мрачно. «При таком ажиотаже, – подумал Рейф, – нам повезет, если на шум не прибежит ночная стража». Он повернулся, чтобы схватить и снять с бочонка Имоджин, как только последнее слово песни слетит с ее губ.

Но как раз, когда зазвучали заключительные слова куплета, раздался громкий треск, будто сломалась корабельная мачта под натиском морской бури.

Он бросил взгляд на лицо Имоджин, рот которой был открыт в форме буквы «О». Она походила на дитя, которому в день рождения подарили пони. А потом поток красного вина хлынул из треснувшего бочонка, и, одновременно издав громкие крики, Имоджин и Кристабель оказались по пояс в бочонке с вином.

На миг в зале воцарилось изумленное молчание. Промокший до костей Рейф потянулся, чтобы вытащить Имоджин из покачнувшейся бочки. Она смеялась и кашляла, и пахло от нее дешевым пойлом. Он вытянул ее из бочки, вызвав извержение капель красного вина, полукругом взлетевших в воздух, и прижал к себе, чтобы ни один из присутствующих мужчин не мог глазеть на ее грудь. Влажное золотистое атласное платье обтягивало ее, как чулок.

Ему захотелось слизнуть вино с тела Имоджин, и вовсе не ради самого вина.

Кристабель все еще пребывала в бочке. Она стояла, опираясь на ее стенку, и смеялась. Отовсюду к ней тянулись сильные руки мужчин, жаждавших спасти ее.

С внезапной решимостью она рванулась вперед, выбрав крепкого молодого человека в потрепанной белой рубашке. Он выглядел чистым, мускулистым, и глаза у него были красивого зеленого цвета.

– Я выбираю тебя. – Кристабель притянула к себе его голову.

У Имоджин сам собою раскрылся рот, потому что никогда в жизни она не видела поцелуя, подобного этому. Молодой фермер пожирал взглядом Кристабель, он привлек ее к своей сильной груди, не обращая внимания на то, что на его белой рубашке тотчас же появились красные винные пятна. Она приникла к его плечу, и ее длинные рыжие волосы, вымокшие в вине, прочертили на его рукаве красный след.

Не произнося ни слова, он вытянул ее из бочки и вынес из зала.

Мужчины расступались, когда он нес ее к двери. На губах Кристабель мерцала сонная, блаженная и томная улыбка, обещавшая молодому человеку такую ночь, какой он не знал прежде.

Внезапно Имоджин вздрогнула.

– Не пора ли нам вернуться в карету? – спросил Рейф.

Теперь мужчины смеялись, хлопали по плечам друг друга и вслух мечтали о том, что в следующий раз избранниками окажутся они.

Не ожидая ответа Имоджин, Рейф потянул ее к двери. От комментариев, несшихся им вслед, монахиня упала бы в обморок, но Имоджин ничем не обнаружила принадлежности к своему классу.

Хайнд придержал дверь открытой, но выражение его лица говорило о том, что он хотел бы, чтобы ему заплатили за бочонок вина.

– Кто был человек, которого выбрала Кристабель? – внезапно спросила Имоджин. – Он ведь простой фермер. Или я ошибаюсь?

Когда руки Рейфа и Хайнда соприкоснулись, раздался характерный звон, и наконец Рейфу удалось выволочь Имоджин в черную бархатную ночь, и он огляделся в поисках их экипажа. Наконец он его разглядел возле рощицы.

– Кто он?

– Думаю, ее муж. Во всяком случае, он ведет себя как актер и умеет обращаться с костюмами. Когда я видел ее выступление в Лондоне, он был одет студентом «Судебных иннов».[14]

– Вы уверены в этом? И что произошло?

Рейф рванул дверь наемного экипажа и принялся трясти сонного кучера.

– А как вы думаете?

Имоджин улыбнулась ему.

– Если она не слепая, должна была бы выбрать вас.

– Разве это вас не встревожило бы? – спросил он.

Она ответила бестрепетной улыбкой.

– А почему это должно меня тревожить?

В самом деле, почему? В конце концов, их намечающийся роман был делом преходящим.

Экипаж был освещен лунным светом, проникавшим внутрь, потому что Рейф открыл окно, чтобы запах вина мог выветриться. Он завернул Имоджин в плед, но ее дрожь не проходила. Поэтому он посадил ее себе на колени. Единственным ее ответом был вздох, похожий на всхлип.

– Леди Мейтленд, – спросил он через некоторое время, – получили ли вы то, на что рассчитывали? – Она ничего не ответила. – Думаю, мне удалось предоставить молодой вдове все виды запретных удовольствий. И вот к вашим услугам я… незаконнорожденный и почти невидимый в обществе.