Наследие греха - Рут Ренделл

«Приют Победителя», в жару пахший сухой гнилью, теперь смердел сыростью и прелью. Вонь плесени и какой-то тухлятины пропитала весь дом. Под облупившимися половицами с глазками от выпавших сучков, наверное, водились крысы. Генри закрыл дверь и прошел чуть дальше по коридору, раздумывая, где может быть Имоджен и почему она не вышла, когда услышала звук открывающейся двери. И тут он остановился, прямо напротив черного хода, рядом с которым некогда вешал свой плащ Пейнтер – там висел дождевик.

А ведь в прошлый его приход ничего такого здесь не было – в этом он был уверен. Викарий подошел к плащу, глядя на него завороженно и слегка испуганно.

Ну конечно, как он сразу не догадался! Кто-нибудь наконец купил этот дом, приходили рабочие – один из них и оставил тут дождевик. Ничего страшного. Нервы сдают, должно быть.

– Миссис Примеро! – позвал священник и тут же поправился – ведь к женщинам, которым назначают тайные свидания, не обращаются по фамилии. – Имоджен! Имоджен!

Ответа не было. И все же он был уверен, что он не один в доме. «А как насчет узнать ее где угодно? – измывался над ним внутренний голос. – Или учуять ее по запаху, потеряв зрение и слух?» Генри распахнул дверь сначала в столовую, а потом в гостиную. Затхлая сырость ударила ему в нос. В гостиной текло из-под подоконника, и на полу расползалась все шире темная лужа, нестерпимая в своей выразительности. Она да еще прожилки на мраморе камина живо напомнили пастору о пролитой здесь крови. Кто станет покупать этот дом? Кто это вынесет? И все же смельчак, видимо, нашелся, не зря ведь у черного хода висит дождевик…

Вот тут сидела она, старуха, отправляя Элис в церковь. Потом ее глаза закрылись, и она, погрузившись в дремоту, не услышала, как приходила и стучала в окно миссис Криллинг. Возможно, не слышала она и того, как к ней подкрался убийца с топором – кем бы он ни был – и нанес роковой удар. Быть может, она проспала вообще все – и уговоры, и угрозы, и обрушившиеся на ее голову удары, и так, не открывая глаз, перешла в вечный сон. Вечный сон? Mors janua vitae[19]. Ах, если бы тропинка, соединяющая жизнь и смерть, не лежала в области неизведанной боли! И викарий поймал себя на том, что молится о несбыточном: просит у Бога, чтобы тот изменил прошлое.

И тут миссис Криллинг снова постучала в окно.

Арчери судорожно вздрогнул, как лягушка, пронзенная электрическим током, и ему даже показалось, будто он ощутил прикосновение ледяной ладони к своему сердцу. Он вскрикнул и заставил себя посмотреть в окно.

– Извините, я задержалась, – сказала Имоджен. – Ужасный вечер.

«Она же должна быть внутри», – подумал Генри, собираясь с мыслями. Но нет, она оказалась снаружи и все стучала и стучала в стекло, видя, что он стоит как громом пораженный. С переменой ее местоположения для него изменилось и все прочее, потому что тогда она не прятала свою машину. Напротив, ее автомобиль стоял теперь бок о бок с его собственным – мокрый, серебристый, блестящий, словно живое прекрасное существо, поднявшееся из глубин моря.

– Как вы вошли? – спросила женщина уже в холле.

– Дверь была открыта.

– Наверное, рабочие забыли запереть.

– Я тоже так подумал.

Твидовый костюм и светлые волосы миссис Примеро потемнели от дождя. Раньше викарий по глупости – или, точнее, по своей испорченности – представлял сцену их свидания так: она подбежит к нему и заключит его в объятия. Вместо этого она глядела на него строго, почти сурово, отчего между ее бровями залегли две морщинки.

– Наверное, нам лучше пойти в утреннюю гостиную, – сказала она. – Там есть мебель и нет… ассоциаций.

Мебель этой комнаты состояла из двух кухонных табуретов и одного стула с плетеной спинкой. В окно, густо покрытое копотью и грязью, была видна оранжерея, к потрескавшимся стеклянным стенам которой льнула мертвая лоза. Арчери подвинул даме стул, а сам сел на один из табуретов. Им владело странное, но не лишенное определенного очарования ощущение, будто они – он и она – пришли посмотреть этот дом, прежде чем купить его, но пришли рано и теперь вынуждены ждать агента, который вот-вот должен подъехать, чтобы все им тут показать и рассказать.

– Здесь можно устроить кабинет, – сказал бы тогда Генри. – В солнечный день эта комната наверняка очень приятна.

– Или мы могли бы тут есть. Комната славная, и кухня рядом, – возразила бы ему Имоджен.

– Как ты справишься с тем, что придется вставать по утрам, готовить мне завтрак? – спросил бы Арчери, думая про себя: «Любовь моя, любовь моя…»

– Вы хотели мне что-то объяснить, – сказала Примеро, и общая постель с совместными завтраками исчезла из их перспективы, как исчезла и сама перспектива. Точнее, от нее осталось лишь одно: этот разговор в сырой утренней комнате с видом на мертвую лозу.

Пастор начал рассказывать ей о Тесс и Чарльзе и об уверенности миссис Кершо в невиновности ее мужа. Лицо бывшей модели стало особенно жестким и холодным, когда он дошел в своем рассказе до наследства, и, не дав ему закончить, она спросила:

– Вы в самом деле хотели доказать, что убийца – Роджер?

– Что мне было делать? Я разрывался между Чарльзом и вами, – сказал священник, и его собеседница торопливо затрясла головой. Кровь бросилась ей в лицо. – Я умоляю вас верить одному: если я искал знакомства с вами, то не по той причине, что вы – его жена.

– Я верю.

– Те деньги… его сестры… вы о них не знали?

– Я ничего о них не знаю. Кроме того, что они существуют и что Роджер никогда с ними не встречается. О господи! – Лицо Имоджен скривилось, она приложила к щекам ладони, после чего с силой провела ими вверх, к глазам, а потом к вискам. – Мы целый день об этом говорили. Он не считает, что у него есть перед ними какие-то моральные обязательства. Его тревожит одно: как бы Вексфорд не усмотрел в этом серьезный мотив для убийства.

– Вексфорд сам видел его в тот вечер в Сьюингбери, практически в самый момент убийства.

– Он этого не знает или забыл. Так и будет сидеть, трястись, пока не соберется с силами позвонить Вексфорду. Некоторые люди сказали бы, поделом ему. – Женщина вздохнула. – Его сестры – они очень нуждаются?

– Одна да. Она с мужем и крошечным ребенком живет в одной комнате.

– Надо уговорить Роджера отдать им то, что им причиталось с самого начала: по три тысячи триста фунтов с хвостиком. Хотя лучше я все-таки сама к ним съезжу. Он не заметит. Знаете, это даже забавно: я, конечно, знала, что он не особо щепетилен – с щепетильностью столько денег не сделаешь, – но я никогда не думала, что он опустится до такого.

– Это не помешает вам?.. – Генри заколебался, не зная, разрушил он что-то в отношениях супругов Примеро или нет.

– Думать о нем не хуже, чем прежде? Ах, милый мой, до чего же вы забавны! Послушайте, что я вам скажу. Это было семь лет тому назад, в июне. Шесть разных журналов независимо друг от друга поместили мое лицо на обложках своих номеров. Я была самой фотографируемой девушкой Британии.