Грейвел - Линетт Нони

если бы Гайэль действительно был Заявлен, он не был бы так враждебен по отношению к ней. Если бы Эйвен был кукловодом, он был бы более склонен усыпить ее ложным чувством безопасности и схватить ее, когда она ослабит бдительность. Вместо этого, колючее отношение Гайэля вызывало у нее раздражение настолько, что она отказывалась доверять ему, и это совсем не сработало бы в пользу Эйвена.

Алекс знала, что Эйвен был известным стратегом. Не было никакого способа, которым он не использовал бы Гайэля в своих интересах, если бы завладел разумом члена совета. Таким образом, Гайэль действовал по своим собственным безрассудным импульсам.

Алекс просто не была уверена, делало ли это его меньшей угрозой… или большей.

— Итак, ты встретился с Эйвеном, — начала Алекс, — и он сказал, что обменяет меня на свободный доступ обратно в город?

Гайэль, прищурившись, кивнул.

— Как ты отреагировал?

Когда Гайэль не ответил, Роатус заговорил впервые с тех пор, как появилась Алекс.

— Гайэль сказал Мятежному принцу, что он передаст это предложение совету. — Роатус сделал паузу. — Или тому, что от него осталось.

— Перед твоим несвоевременным появлением мы обсуждали этот вопрос, — протянул Сайкор. — Должен признать, предложение Эйвена заманчиво. Я согласен с Гайэлем в убеждении, что ты причинила нам достаточно неприятностей, и нам лучше избавиться от тебя. Шансы на эту встречу, юный смертный, были не совсем в твою пользу.

— Что за чушь собачья, — проворчал Заин. — Это было двое против двоих, с Роатусом, оставленным в качестве решающего голоса. Это равный баланс, с равными шансами. И даже если бы это было не так… — Его голос понизился, став значительно более угрожающим. — Это не имело бы значения. Потому что мы не отдадим Алекс… ни за что.

— Как вы думаете, почему Эйвен так сильно хочет ее? — потребовала Кия от совета. — Эйвен не дурак. Он знает, что она представляет реальную угрозу его правлению, возможно, единственную угрозу, поскольку только она способна противостоять ему. Внутри нее живет сила, способная освободить наш народ от его Притязаний, свергнуть его с украденного трона и вернуть нас в наш город как свободных меяринов. Вот почему Эйвен хочет ее. Потому что, если она у него, тогда его победа над нашей расой, его победа над всеми расами этого мира обеспечена. — Голос Кии затих, когда она закончила: — Без Алекс ни у кого из нас нет надежды.

На них опустилась тишина. До тех пор…

— Это самая нелепая вещь, которую я когда-либо слышал, — сказал Сайкор, его веселый тон звенел насмешкой. — На самом деле это смешно. Я имею в виду, посмотрите на нее. — Он взглянул на Алекс и снисходительно добавил: — Без обид.

Как, собственно, она должна была не обижаться на это?

«Нийкс, мне жаль это говорить, но твой отец — придурок», — она быстро прорвалась сквозь их ментальную связь, не в силах ничего с собой поделать.

Его ответ пришел так же быстро, и он достаточно рассказывал о его собственных отношениях с отцом, чтобы он не спрашивал подробностей. Все, что он сказал, было:

«Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю».

— Здесь нет реального выбора, — сказал Гайэль. — Мы можем принять предложение Эйвена о свободе и вернуться в Мейю, чтобы максимально использовать его правление в комфорте наших собственных домов, или мы можем оставаться здесь в ловушке, как трусы, и ждать, пока жалкий человек не… что? Спасет нас всех? — Он рассмеялся. Это был резкий, злобный звук. — Я бы предпочел рискнуть и быть Заявленным.

— Твое мнение уже было учтено, Гайэль, — коротко сказала Кия. — Голосовать остается только Роатусу.

Заин хрустнул костяшками пальцев и напомнил:

— И это голосование — всего лишь символический жест. Как я уже сказал, Алекс никуда не пойдет.

— Ты… — начал Гайэль, его лицо побагровело, но Роатус прервал его.

— Достаточно, — сказал древний меярин, переходя на свой родной язык, его тон не допускал возражений. — Вы ведете себя как кучка избалованных юнцов. У нас и так достаточно поводов для беспокойства, чтобы вы не дрались друг с другом по пути. Откройте глаза и поймите, что это касается не только вас, так же как и не только смертной девушки.

Виновники спора слушали его слова, и он продолжил на меяринском:

— Никогда не бывает легко отдать решающий голос, но в данном случае Гайэль прав: здесь нет реального выбора.

Алекс почувствовала, как у нее упало сердце. Гайэль выглядел самодовольным, Сайкор выглядел скучающим. Заин и Кия оба напряглись и открыли рты, чтобы возразить. Но Роатус поднял руку, призывая к тишине, и продолжил говорить.

— Если мы не передадим девочку Эйвену, тогда мы можем оказаться в войне за наш город — действительно, за наш мир — где нам придется сражаться против наших собственных людей, наших семей, наших друзей, всех, которые находятся под контролем Эйвена. Мы можем потерять тех, кто нам дорог, и нет никакой гарантии, что мы одержим победу.

Надменный взгляд Гайэля только усилился, настолько, что Алекс почти ожидала, что он начнет кукарекать.

— Однако, — сказал Роатус, заставив Гайэля резко взглянуть на него, — если мы действительно передадим девушку Эйвену, тогда, как сказала Кия, не будет не только гарантии триумфа… не будет никакой надежды на это. Наши близкие проживут всего полжизни, бездумно вынужденные подчиняться каждой прихоти Эйвена. И даже если бы мы могли доверять его обещанию не Заявлять на нас Права, как мы могли бы жить в мире с самими собой, если мы променяем нашу собственную свободу на жертву единственной надежды для нашей расы?

Роатус покачал головой и продолжил:

— Нет, здесь нет реального выбора. Это уже не просто вендетта Эйвена против смертных. Он объявил войну Мейе, и те из нас, кто остается на свободе, несут ответственность перед нашим домом и нашим народом.

Переводя решительный взгляд с одного человека на другого, Роатус тихо закончил, на этот раз на общем языке:

— Мы не можем передать девушку Эйвену. Это означало бы конец расы меярин. И, я полагаю, конец Медоры, такой, какой мы ее знаем.

Алекс буквально поникла от облегчения. Не потому, что она сомневалась, что Кия и Заин нашли бы способ вытащить ее оттуда в целости и сохранности, если бы трое других потребовали ее выдачи, а потому, что, если она правильно перевела заявление Роатуса, тогда он был твердо на стороне в борьбе против Эйвена. Не только для Мейи, но и для Медоры. И если его голос был решающим, то его мнение должно было быть поддержано остальной частью совета, а также всеми меяринами,