Избави нас от зла - Том Холланд

толпы, за которым последовали громкие радостные крики.

— Его прикончили у всех на виду, — охотно продолжил зевака, — а теперь показывают людям его голову и сердце. — Он сделал паузу, а потом снова заговорил, понизив голос. — Говорят, — сообщил он шепотом, — будто жена Гаррисона уверена в его возвращении. Ходят слухи, что он наверняка станет правой рукой Христа, а тех, кто осудил его, в скором времени тоже постигнет кара.

Мистер Мильтон так вращал глазами, что на него стало страшно смотреть.

— Так и говорят? — переспросил он, рассмеявшись, но такого жуткого смеха Роберт не слыхал с той ночи среди камней Стонхенджа. — Тогда где же Христос сейчас? — внезапно процедил слепой сквозь зубы. — Почему Он медлит со своей карой?

Он резко повернулся и быстро зашагал прочь, проталкиваясь сквозь окружавшую их массу людей. Роберт бросился за ним бегом и, взяв за руку, почувствовал, что хозяина трясет. Мальчик уводил его все дальше от толпы, и мистер Мильтон мало-помалу снова пришел в себя. К нему вернулось его спокойствие, но оно казалось мальчику таким же свирепым и ледяным, как недавний смех. За всю дорогу он не произнес ни слова. Когда они возвратились домой, он, едва переступив порог своего кабинета, направился к столу и достал спрятанную рукопись. Очень долго сидел он за столом и просто держал в руках листы бумаги, а потом, словно где-то глубоко внутри него разразилась буря, принялся быстро писать. Роберту еще не приходилось видеть его в состоянии такого неистовства. Когда мистер Мильтон отложил наконец перо, он мгновенно обмяк в кресле, будто довел себя до полного изнеможения, лишившись последней капли крови.

— Скажите, — тихим голосом обратился к нему Роберт, — что мне теперь делать?

Мистера Мильтона, казалось, ничуть не удивило то, что мальчик осмелился нарушить молчание. Он взял его за руки и сказал:

— Все, что должно быть сделано.

— До какого предела могу я дойти?

— Так далеко, как должно.

Некоторое время Роберт помолчал, потом снова открыл было рот, но мистер Мильтон, словно чувствуя повисший в воздухе вопрос, поднял руку.

— Так далеко, как должно, — повторил он, чеканя каждое слово.

Его невидящие глаза впились в лицо мальчика, и тому показалось, что слепой внезапно прозрел. Он положил на голову Роберта руку и пробормотал:

— Теперь я должен отдохнуть. Не провожайте меня. Думаю, для нас обоих настало время поискать собственный путь.

Роберт проследил взглядом за удалившимся в спальню слепым и тяжело опустился в оставленное им кресло, внезапно почувствовав страшную усталость. Посмотрев на стол, мальчик увидел, что рукопись осталась неубранной, и он взглянул на исписанную бумагу чуть ли не с суеверным страхом. Он боялся прикоснуться к ней. Но ведь мистер Мильтон, подумал он, ничего не делает без определенной цели. Иди собственным путем, сказал он. Но этот слепой человек всегда был провозвестником дела Фоксов, его руководящие указания никогда не переставали быть самыми ценными и мудрыми. Мистер Мильтон, несомненно, понимал это и сам. Почему же он в этот раз не запер на ключ свою рукопись? Роберт взял в руки верхнюю страницу. Как он и догадывался, это была поэма. Почерк невозможно было разобрать, почти сплошь текст изобиловал исправлениями и пометками, но страница заканчивалась несколькими четко написанными строками; они были обведены и подчеркнуты. Мальчик прикоснулся к ним пальцами: чернила едва высохли. Он осторожно опустил листок на стол, разгладил его и начал читать:

…И проиграли бой. Что из того?

Не все погибло…

Роберт помолчал и мысленно повторил фразу. Потом произнес еще раз едва слышным шепотом: «Не все погибло…»

Он перевел дыхание и продолжал чтение, негромко бормоча стихи нараспев:

…И проиграли бой. Что из того?

Не все погибло: сохранен запал

Неукротимый воли наряду

С безмерной ненавистью, жаждой мстить

И мужеством — не уступать вовек.

А это ль не победа? Ведь у нас

Осталось то, чего не может Он

Ни яростью, ни силой отобрать —

Немеркнущая слава! Если б я

Противника, чье царство сотряслось

От страха перед этою рукой,

Молил бы на коленах о пощаде,—

Я опозорился бы, я стыдом

Покрылся…[2]

Роберт перестал читать и откинулся на спинку кресла. Листок бумаги выскользнул из его онемевших пальцев и упал на пол, сложившись вдвое. Но то, что он прочитал, продолжало отзываться эхом в его голове. Слова звучали голосом трубы, зовущей в атаку. Недаром сказано, подумал Роберт, что незрячий обладает могуществом пророка. Ему вспомнились первые услышанные от этого слепого человека слова, когда он зарезал разбойника. «Не кляните себя, — сказал тогда мистер Мильтон. — Не грех воздать отмщением тем, кто напал на тебя».

Насколько же тогда ничтожен грех, подумал Роберт, пойти на риск, каким бы этот риск ни был, чтобы вызволить из беды Эмили, спасение которой — его главная цель. Он поднял с пола упавший листок и перечитал стихотворные строки еще раз.

— Не грех, — прошептал он, — не грех.

Мальчик закрыл глаза. Он вообразил стоявшего перед ним Лайтборна, который протягивал ему нож, указывая на раненого мужчину у своих ног. Роберт представил, что принял его… представил, что вонзил его в изуродованное лицо лежавшего на полу человека…

В тот же вечер его арестовали. В дом явился парламентский пристав с целым отрядом вооруженных людей. Они забрали с собой и Роберта, и его господина. В тюрьме их развели по разным камерам. Когда Роберта уводили, он резко обернулся и крикнул мистеру Мильтону, чтобы тот не переживал из-за него. Он знал, почему их схватили. Вина была на нем, а не на господине — когда появились солдаты, Роберт узнал в стоявшем рядом с приставом человеке Годолфина, любовника Лайтборна; заметил он его и возле тюрьмы.

Но дни проходили своей чередой, потом Роберт стал считать время заключения неделями. Никто к нему не приходил целых два месяца. Наконец дверь камеры открылась, и он услыхал свое имя. Роберт поднялся и последовал за тюремным надзирателем. Нетвердой походкой он долго шел по длинному зловонному коридору, а потом его вывели на свежий воздух, во двор. Там ждал куривший трубку мужчина в плаще. Он медленно повернулся. На его бледном лице играла улыбка.

— Наконец-то, — заговорил Лайтборн, — мы снова встретились.

Роберт зажмурился. Свет солнца и блеск глаз Лайтборна оказались для него слишком яркими.

— А мой господин? — заикаясь, заговорил мальчик. — Мистер Мильтон. Где он?

— Уже освобожден, — ответил Лайтборн. — И, будем надеяться, останется на свободе, потому что… Не говорил