Брачный договор с герцогом - Милли Адамс

мне время, чтобы принять изменения.

— Ты согласен проконсультироваться с другим доктором? — спросила она и тяжело сглотнула.

— Беатрис…

— Тогда отнеси меня в постель. Ты можешь изливать семя не в мое тело, но, прошу, не отказывай мне в близости. — Она смотрела на него с мольбой. — И еще, пожалуйста, никогда не прикасайся к другой женщине.

Он подхватил пальто, лежавшее на соседней консоли, и накинул ей на плечи. А потом взял на руки и вышел из оранжереи.

В доме он сразу прошел к лестнице и поднялся наверх, в свою спальню. Положив ее на кровать, стал раздевать ее, покрывая поцелуями открывающиеся участки тела. А потом разделся сам. Тогда Беатрис поняла, что впервые видит его полностью обнаженным, раньше он никогда не снимал всю одежду. Прижавшись к нему, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы счастья. Он прекрасен, и он принадлежит ей. Они вместе, а больше ей ничего не нужно.

Это была первая ночь, которую они провели вместе до самого утра.

Глава 16

Следующие несколько дней Беатрис пребывала в состоянии счастья, которое, впрочем, казалось ей весьма зыбким.

Они с Бриггсом уже несколько раз занимались любовью так же, как в оранжерее, и каждый раз это захватывало ее все больше, стало настоящим откровением. Она не представляла, что внутри хранится столько неизвестного, и твердо решила продолжить познание себя.

Сегодня Элеонора и Хью прибыли в Лондон. Бриггс отправился с братом в палату лордов, а они с подругой должны встретиться за чаем.

Беатрис была взволнована. Она впервые выступала в роли хозяйки дома. И она действительно была хозяйкой. Настоящей женой Бриггса. Все было ново для нее, и приготовление угощения, и выбор наряда для выхода — ничего подобного никогда не было в ее жизни.

Она решила, что могла бы называть его Филипом, однако, попытавшись однажды, почувствовала некую наигранность, неестественность и вернулась к привычному прозвищу.

Рассматривая себя в зеркале, Беатрис замечала в глазах нечто новое, искру, которой не было прежде. Платье мятного цвета, выбранное для чаепития, очень ей шло, она выглядела красивой и посвежевшей. Возможно, причина вовсе не в наряде, а в том, что и эту ночь она спала, прижимаясь к Бриггсу.

Дверь отворилась, и вошла экономка.

— Ваша светлость, прибыла мисс Элеонора Гастинг.

Беатрис вышла из спальни и спустилась в утреннюю гостиную, где ее уже ждала гостья.

— Элеонора! — воскликнула Беатрис, обнимая подругу.

Она была такой же милой и красивой, как прежде. Наряд из светло-голубого шелка подчеркивал цвет глаз.

— Как ты? — спросила Беатрис. — Прошу, скажи, что Хью не превратился в чудовище.

— Все как обычно. — Элеонора отвела взгляд, что дало повод для волнений.

— Что случилось?

— Ничего. Я приехала в Лондон на весь сезон, надеюсь найти здесь мужа. Это ведь хорошо.

— Это прекрасно. Ты же именно этого хотела.

— Я не такая, как ты, Беатрис. Даже выйдя замуж, я не получу того положения в обществе, которое даст гарантии. — Элеонора вздохнула. — Прости, я говорю что-то не то. Мне известно, что Хью не хотел, чтобы ты выходила замуж.

Беатрис покачала головой.

— Я вовсе не злюсь на тебя.

В следующую секунду распахнулись двери и появилась служанка с сервировочным столиком на колесиках. Она поставила перед дамами чудесные сэндвичи и аппетитные пирожные, а также два чайника и две роскошные чашки на блюдцах.

— Мне нравится быть замужем, — улыбнулась Беатрис. Стоило вспомнить Бриггса, и она залилась краской. — Я хотела сказать, что рада принять тебя в своем доме.

— А что Бриггс?

— Он нравится мне все больше.

— Неудивительно. Ты всегда была к нему неравнодушна.

Ей так много хотелось бы рассказать Элеоноре, однако… она не была уверена, что стоило. Элеонора так сильно влюблена в Хью, не хотелось бы ставить ее в неловкое положение. Впрочем, она никогда не заговорит с ним о таких вещах.

— Я хочу проконсультироваться с доктором. О рождении ребенка, — призналась Беатрис.

Элеонора была потрясена.

— Но ведь они сказали, что тебе…

— Я прекрасно помню, что они сказали. Но я… — Она почувствовала, как краска заливает лицо. Теперь уже ничего не скрыть. — У нас была… близость.

— Беатрис…

— Я не смогла… Мы не смогли. Ах, Элеонора, ты не поймешь. Он часть меня, мы две половинки, он…

— Ты влюблена, — тихо произнесла Элеонора.

Слова ударили в грудь, звуки разлетелись в голове, словно трели. Неужели? Как ужасно осознавать это.

— Мне казалось, любовь другая.

— Разве он не мил?

— Он… Я не могу объяснить. Но, прошу, не говори о нас Хью.

— Ты замужем. Он же не думает, что может контролировать все, в том числе и ваши с Бриггсом… отношения.

— И все же, пожалуйста, не говори ему. Он желал, чтобы Бриггс занял его место в моей жизни, но все сложилось совсем не так… У нас другие отношения. Он не мой опекун, он мой муж. Не знаю, люблю ли я его, но рядом с ним… сердце мое бьется быстрее, кажется, оно выпрыгнет из груди. Я не смогу без него жить, сразу умру.

— Насколько я понимаю, — ласково произнесла Элеонора, — это и есть любовь.

— И ты так же сильно любишь моего брата, — решилась произнести Беатрис.

Элеонора опустила глаза.

— Это невозможно.

— Ты говоришь так, потому что уверена: если брат что-то решил, его не переубедить. Это единственная причина, правда, довольно весомая.

— Я надеюсь, ты сможешь объяснить ему… Признавшись в своей любви к его лучшему другу, ты могла бы намекнуть… И надо непременно рассказать ему об идее, связанной с рождением ребенка.

— Нет, я не смогу. На сложившееся у него видение ситуации мне не повлиять.

— Да, я понимаю.

— Происходящее между мной и Бриггсом очень личное. Я уверена, это любовь.

Беатрис помрачнела. Ведь она представляла, что любовь — это красиво и трогательно, как в романах, которые она читала, и не похоже на те острые эмоции, которые она испытывала всякий раз в объятиях Бриггса, когда казалось, что умирает. В спальне между ними не происходило ничего, что можно было назвать романтичным. Так было и в оранжерее, и в ее спальне. Ощущения переполняли ее, доводили до исступления. Радость, ликование сменялись тоской, болью и наслаждением. Занимаясь любовью, они выпускали наружу желания, скрытые в самых темных уголках, представали друг перед другом с самой нелицеприятной стороны. О них никто бы не захотел написать роман, потому что он получился бы неприличным, вызывающим. Они были натурами слишком порочными и сложными для понимания. В ее жизни и раньше было много сложностей и мало светлых моментов, и