Гостья из прошлого - Алексей Борисов

была начаться лесостепь. Там при дневном свете сложно спрятаться. При самом благоприятном раскладе скорость движения точно упадет, и сильно. Правда, в конечной точке их подождут и сверх установленного срока…

Курьер тоже смотрел на Старшого, но в отличие от своих спутников молчал. Чувство страха от него не исходило.

— Возьмем севернее. Следить за воздухом!

Ясность лучше неясности. Находясь на задании, подчиненные Старшого всегда понимали смысл его решений. Кто действует осознанно, имеет больше шансов. Стало понятно, что командир группы стремится избежать дополнительного риска. Особо важный пакет с курьером обязательно должны были попасть на левый берег Волги.

Вертолет продолжал стрекотать где-то сзади. Звук то слабел, то усиливался. «Круги нарезает. Точно не мимо пролетал. Сто процентов, ищут кого-то. За своими? Или за нами? Выход засечь не могли, это сразу отпадает. Утечка из главного штаба? Получается, на хвосте у нас южане, больше некому. Остынь, не фантазируй. Фактов мало, чтобы делать выводы».

Старшой обернулся и жестом показал: «Прибавить ходу».

Деревенька была крошечная — по сути, с единственной улицей. Сюда они попали уже в сумерках, сильно уклонившись к северу. «Зеленка» неминуемо кончалась, дальше надо было топать по открытой равнине, через заросшие бурьяном поля, перемежавшиеся узкими лесополосами. Старшой гнал группу что было сил, до хрипа в легких и дрожи в коленях. Остановились только раз, минут на десять: попить воды и загрызть сухарями. Привал, чтобы поесть консервов и подремать в две смены по паре часов, он наметил как раз перед завершающим броском.

В половине первого шум винтов стих. У Старшого мелькнула надежда, что обошлось. Он ее привычно задавил в себе и оказался прав: знакомое стрекотание возобновилось в начале пятого. С каждой минутой приближаясь, оно постепенно переросло в нечто большее. «Ми-24» пер на предельно малой высоте, чуть выше верхушек деревьев. Все четверо залегли, укрывшись плащ-палатками. Разведчикам и курьеру повезло — с борта машины их не заметили. Вертолет, судя по звуку, повернул на юго-восток.

— За нами, — выдохнул Кокос.

— Суки, — сказал Харя, не совсем понятно, кого конкретно имея в виду.

Без привала всё равно было не обойтись. Старшой решил сократить его вдвое, а для поддержания формы приказал принять таблетки. К допингу он относился отрицательно, но без химии группа не справилась бы.

Огня, понятно, не разводили. Строение, давшее им приют, было в прошлом сараем. В нем, очевидно, хранился заботливо собираемый хозяйственный скарб, который в одночасье пошел прахом, и стоял чудом уцелевший верстак. Сгинувший хозяин, видимо, любил столярничать.

Домик у околицы, с выбитыми окнами и настежь распахнутой дверью, как место для краткого отдыха взводный забраковал. Его предварительно обследовали и ничего, кроме хаоса из черепков посуды и слипшихся тряпок, не обнаружили.

— Давно никто не заходил, — заключил Кокос при виде густого слоя пыли на полу, тряпках и застывших экскрементах.

В сарае было, как ни странно, почище. Это не понравилось Старшому. Себя он успокоил аргументом, что через два с половиной часа их тут не будет.

Пообедали, а заодно и поужинали оперативно. Спать в первую смену выпало курьеру и Харе. Кокос караулил, Старшой снова развернул карту. Двух драгоценных часов темноты было жалко, но командир трезво оценивал возможности людей.

«Ничего, нагоним», — подумал Старшой. По его расчетам, ближе к рассвету они должны были достичь Сызранского железнодорожного моста. Около въезда на него группу ждали те, кому предназначался пакет. Для встречи с ними надо было обогнуть скопище закопченных развалин, которые остались после июльских боев. Отдельный батальон чудом не полег там, вырвавшись из мешка под покровом ночи.

Было жарче, чем в Африке. Многоэтажные дома пылали, как костры. Из-за реки били «Грады». С какого-то аэродрома на востоке поднялись тяжелые бомбардировщики, сбросившие свой груз. Командующий армией Волжско-Уральской республики вовремя отреагировал на прорыв и погнал свои войска в контратаку, не давая врагу закрепиться и дождаться подкреплений.

Старшой с разведчиками прикрывал отход. В том аду взводный не чаял остаться в живых. «Хорошо, что в отпуск съездил», — пульсировала на периферии сознания одинокая мысль, пока руки и ноги делали то, что нужно. Притом саму недельную поездку он не назвал бы веселой.

Дома он побывал в начале мая, после госпиталя — впервые за всю войну. Ростов тоже бомбили, но меньше, чем Сызрань. Временную столицу прикрывали зенитные батареи. Явных разрушений было немного, но общий вид знакомых с детства улиц и людей на них Старшой оценил одним словом: «Безнадега».

Поношенная или явно ветхая одежда и обувь, осунувшиеся лица, тусклые глаза, вялые движения. Это можно было сказать про девять из десяти встреченных им прохожих. Более энергичным и сытым видом отличались разве что патрульные и те, кто состоял на государственной службе.

Жене и детям полагалось пособие как членам семьи фронтовика. Его хватало на хлеб, картошку и подсолнечное масло. Продукты распределяли по талонам, как прежде. Если бы не швейная машинка и постоянные клиенты из благополучных семей, голод давно взял бы за горло. Пенсионеры, включая родителей Старшого, распродали всё, что могли, и уже откровенно побирались.

Власть закрывала глаза на нищенство так же, как на черный рынок. У спекулянтов можно было купить что угодно — разумеется, не по твердым ценам. Работали в городе и рестораны, и другие увеселительные заведения, запрещенные уголовным кодексом. Все знали, что с них кормились военные и гражданские начальники. Знали, но придерживали языки: министерство охраны порядка не церемонилось со смутьянами и паникерами.

— Пап, а там тоже русские? — огорошил сын, расспрашивая об армии.

— Где? — переспросил Старшой, выгадывая время для ответа.

— У этих… сепаратистов.

В школе с первого класса рассказывали, что во всех бедах виноваты те, кто развязал кровопролитие. Республика оборонялась, ведя справедливую войну. Ее целью была полная победа и мир в границах бывшего СССР, а также построение общества на началах русского социализма. Про то, как будет выглядеть этот правильный социализм, не особо распространялись.

— И русские, и нерусские есть.

— Они того же хотят?

— В смысле?

Сын затронул недетскую тему.

— Ну, победы… и мира.

Старшой вздохнул. Проще было поднять взвод в атаку, чем объяснить девятилетнему ребенку то, в чем сам лейтенант плоховато разбирался.

— Вырастешь — поймешь, — отделался он общей фразой.

А дочь совсем не расспрашивала про войну. Судя по взгляду и манере держаться, она точно переросла свои одиннадцать лет и зим. Главное, что ее интересовало, уместилось в одном вопросе:

— Когда тебя отпустят?

Знал бы он сам, когда.

Предчувствия насчет сомнительного задания не обманули Кокоса. Всё окончательно пошло вразнос в этой сраной пустой деревне. Слава богу, он