Перри Мейсон: Дело о рисковой вдове. Дело о сумочке вымогательницы - Эрл Стенли Гарднер

– Да, сэр.

– Сколько времени вы на него работали?

– Думаю, что шестнадцать дней.

– Что вы выяснили, если вообще что-то выяснили? – поинтересовался Мейсон.

Белгрейд опустил глаза.

– Узнал достаточно, чтобы посочувствовать ей, – сообщил он. – Но мои симпатии – не масло, на хлеб их не намажешь. Она – настоящая леди, до мозга костей, но импульсивная и любит поразвлечься. Пару раз в «Роге изобилия» с ней заигрывали мужчины, ну и она им подыгрывала.

– В каком смысле подыгрывала?

– Ничего серьезного не было.

– Вы доложили об этом Фрэнку Оксману?

– Да.

– А почему ты мне об этом не рассказал? – спросил Дрейк.

– Просто не представилось случая, – ответил Белгрейд. – Ведь вы сказали мне только, что выполняете работу по поручению мистера Мейсона. Вы велели мне отправиться по определенному адресу и проследить за горничной, которая там работает. Вы описали мне ее. Я узнал адрес – понял, что это дом Оксмана, но предположил, что вас интересует только горничная. Я понятия не имел, что дело связано с миссис Оксман. Затем, когда я позвонил по телефону с отчетом и сообщил, что горничная вышла из дома с шубой, вы мне велели проследить за ней, а потом переключиться на миссис Оксман, если горничная с ней встретится. Но даже тогда я думал, что мистер Мейсон работает на Фрэнка Оксмана, подготавливает документы для бракоразводного процесса или что-то в этом роде. Но после того, как мы оказались на корабле, и я увидел, как мистер Мейсон берет удар на себя, явно защищая миссис Оксман, я понял, что он не работает на Фрэнка Оксмана, и идет гораздо более серьезная игра.

– Ну и объяснение, черт побери, – скептически заметил Дрейк.

– Но это правда, – настаивал Белгрейд.

– Вы знали, что Оксман отправился на берег до того, как его жена покинула плавучее казино? – уточнил Мейсон.

– Нет, сэр, не знал. Я думал, что Оксман все еще остается на корабле.

– Твоя карьера детектива в моем агентстве точно закончилась, – заявил Дрейк. – Ты слишком болтлив для детектива.

– Я очень сожалею об этом, мистер Дрейк. Я старался сделать как лучше.

– Ничего больше для него не делай, Джордж, – с горечью в голосе сказала миссис Белгрейд. – Он платит тебе восемь долларов в день плюс расходы, а хочет, чтобы ты душу ему отдал.

– Замолчи, Фло, – ничего не выражающим голосом оборвал ее Белгрейд.

– Я не собираюсь молчать. Я думаю, что это наглость! Ты работаешь день и ночь, рискуешь, выходишь в любую погоду, и что ты за это получаешь? Первый раз в жизни…

– Не вмешивайся, Фло, – Белгрейд повысил голос. – Неужели ты не понимаешь? Дрейк может сделать так, что и другие агентства перестанут меня нанимать.

– И что из этого? Один раз ты уже уходил с этой работы, уйдешь снова. Есть много других способов заработать на жизнь, а не только выполнять задания этих изуверов, которые не в состоянии оценить истинную честность.

– Вы видели, как Сильвия Оксман выбросила за борт пистолет? – спросил Мейсон у Белгрейда, перебивая его жену.

– Нет, сэр, не видел.

– Она могла сделать это так, что вы не заметили?

– Наверное. Да. Я подумал, что она могла понять, кто я такой. Ну, что я приставлен за ней следить. Я хотел, чтобы она покинула корабль, и при этом оказаться в одном с ней катере. Но я не хотел, чтобы она меня видела. Я знал, что мой единственный шанс – это догадаться, в какой катер она сядет, и оказаться на борту до того, как она в него спустится. Если бы я шел за ней следом до самого катера, она могла бы понять, что я за ней слежу. Я сделал все, что мог, мистер Мейсон.

Мейсон кивнул Дрейку и сказал:

– Думаю, это все, Белгрейд. Пошли, Пол. Пусть Белгрейд переодевается.

– Вам вручили повестку? – спросил Белгрейд у Мейсона.

Адвокат проигнорировал вопрос и заметил легким тоном, уже направляясь к двери:

– Вам следует произвести хорошее впечатление на Большое жюри, Белгрейд. А я поговорю о вас с мистером Дрейком. Чем больше я думаю о том, что произошло, тем яснее понимаю, что вы оказались в очень щекотливом положении. Такое случается с детективами раз в десять лет. Могу понять, что вы чувствовали.

Дрейк сжал локоть Мейсона.

– Пошли, Перри, – сказал он.

– Вы хороший человек, мистер Мейсон, – заявил Белгрейд. – Вы прощаете меня, мистер Дрейк?

– Джордж, давайте пока не будем об этом говорить, – посмотрел на него Мейсон. – Мы с ним потолкуем, а потом мистер Дрейк с вами свяжется.

– Спасибо большое, мистер Мейсон. Не могу описать, насколько я ценю то, как вы все это восприняли.

Когда двое мужчин удалялись от дома, они слышали, как Флоренс Белгрейд заговорила на повышенных тонах, выстреливая словами, как из пулемета. Потом дверь захлопнулась, и звуки оборвались.

– Мне очень жаль, что ты не позволил мне спустить всех собак на эту крысу, – с чувством заявил Дрейк.

– Мы не можем сейчас себе позволить настраивать его против нас, – пояснил ему Мейсон. – Он нам нужен. Наверное, он – самый важный свидетель, который предстанет перед Большим жюри. Поэтому для нас гораздо лучше, чтобы он был настроен к нам дружелюбно. Чтобы он был на нашей стороне, Пол! Он уже получил деньги от газетчиков. Лично я не особо виню его за это. Я понимаю его чувства. Он работает за небольшие гонорары, а тут у него внезапно появился шанс заработать сразу приличную сумму, просто рассказав газетчикам что-то, что, по его мнению, не должно было никому навредить.

– Черт побери, я никак не могу понять, почему ты заступаешься за Белгрейда, – признался Дрейк.

– Потому что я зарабатываю на жизнь тем, что имею дело с самыми разными людьми, – пояснил Мейсон. – Подумай, Пол: если бы Белгрейд обладал какими-то выдающимися способностями и не был бы слабым человеком, то ты никогда не смог бы его нанять за восемь долларов в день. У всех людей есть слабости, и к ним нужно относиться терпимо. Белгрейд нас продал. Это факт, и он сам это признает. Но он сделал это не потому, что имеет что-то против нас, а потому что ему требовались деньги. Теперь он уже получил деньги от газеты. И ему нужно думать о будущем. Его возможность работать в будущем во многом зависит от тебя. Ему нужно тебя успокоить, как-то загладить свою вину. Если ты заранее дашь ему понять, что точно никогда больше не дашь ему работу, он обозлится и попытается тебе навредить. Если же ты даешь ему понять, что еще подумаешь, то он из кожи вон будет лезть, чтобы тебе угодить. Это означает, что, когда он окажется перед Большим жюри, он постарается говорить только то, что ты от него хочешь, – ну, в такой степени, в которой это вяжется с тем, что он помнит.

– Я тебя понял, – кивнул Дрейк. – Но по мне так пусть убирается к чертовой бабушке. Он нас продал.