От Давоса до Куршавеля. Где решаются судьбы мира? - Алексей Пушков

В экономическом смысле мы, безусловно, являемся частью Европы. И то, что европейцы закупают 50 % потребляемого ими газа в России, доказывает это. Тот факт, что основные инвестиции поступают к нам из таких стран, как Великобритания, Германия, Голландия, Швейцария, также доказывает, что мы являемся частью Европы. Равно как и то, что 40 % нашего торгового оборота приходится на страны ЕС.

При этом наши экономические отношения, хотя и демонстрируют значительную устойчивость, подвержены влиянию отношений политических. Они постоянно испытывают на себе политическое давление. Например, после т. н. «газовых войн» России с Украиной, а затем и Белоруссией европейцы поставили перед собой задачу резко сократить энергетическую зависимость от России, а для этого — диверсифицировать источники получения энергоресурсов. Ради этого планируется построить целую систему газопроводов из Каспийского региона в Европу, начиная с газопровода «Набуко». И хотя Владимир Путин постоянно подчеркивает, что у «Набуко» будет проблема с наполняемостью, т. е. нехваткой газа, европейцы не отказались от этого проекта. Причина в том, что строительство «Набуко» — не чисто экономическое, а во многом и стратегическое решение, которое призвано в перспективе снизить экономическое присутствие России в Европе.

Как же в этих условиях рассматривать установку на «конвергенцию» с Европой? Такая конвергенция возможно только при одном условии: если Россия примет условия, которые перед ней будут официально или неофициально поставлены.

До сих пор политика Евросоюза в отношении России носила скорее ограничительный характер. Несмотря на все усилия, российскому руководству не удается добиться серьезного сдвига в вопросах о визах. Несмотря на то что на саммите НАТО в Бухаресте (апрель 2009 года) Грузию и Украину в альянс не приняли, общая установка на положительные евроатлантические перспективы Киева и Тбилиси была подтверждена. Вместе с США Европа заявила: в один прекрасный день эти страны станут членами НАТО. При этом о возможном членстве России в НАТО в европейских столицах и не заикаются. То есть нас опять отсекают от Европы.

После войны между Грузией и Россией ЕС принял специальную программу — «Восточное партнерство». В нее вошли Азербайджан, Грузия, Армения, Белоруссия (страна, с которой ЕС до недавних пор вообще не имел никаких отношений, а правление Лукашенко называл «диктаторским режимом»). Эта программа призвана усилить влияние Евросоюза в этих странах и, соответственно, ослабить там влияние России. После принятия программы французская газета «Ле Монд» прямо написала, что речь идет о «схватке за влияние» с Россией на постсоветском пространстве. То есть после военных действий РФ на Кавказе ЕС посчитал, что ему нужно проводить более активную политику, направленную на увеличение своего стратегического влияния в странах СНГ и нацеленную на оттягивание их от России. Это не политика сотрудничества с Россией в этих странах, а политика соперничества и конкуренции.

В 2009 году лидеры Евросоюза приняли решение возобновить переговоры о стратегическом партнерстве с Россией. Регулярно проходят саммиты Россия — Евросоюз. Но так же регулярно они не дают конкретных результатов. Если почитать американскую и европейскую прессу, посмотреть телевидение, послушать выступления депутатов на Парламентской ассамблее Совета Европы, в Европарламенте и те резолюции, которые принимаются в наш адрес, то практически все они носят антироссийский характер.

Задача сближения России и Евросоюза политически выглядит как позитивная и многообещающая. Но целесообразно видеть факторы, ограничивающие это сближения с тем, чтобы не оказать в плену иллюзий.

Генсек НАТО Андерс Фог Расмуссен мог считать свой визит в Москву (декабрь 2009 года) очень и очень успешным. Расмуссена приняли и Медведев, и Путин, что символично, потому что далеко не всех представителей международных организаций (пусть даже такой, как НАТО) принимают и президент, и премьер. Это означает, что России дала положительный ответ на заявленное НАТО желание открыть новую страницу в отношениях между альянсом и Москвой.

Настораживают, однако, три вещи. Прежде всего: НАТО и Россия с завидной регулярностью объявляют о начале новых отношений между ними, и каждый раз за объявлением о начале новых отношений следует серьезный кризис.

Первый раз это было в середине 90-х, когда Россия вступила в программу сотрудничества с НАТО под названием «Партнерство во имя мира». Но не успел Андрей Козырев и Вилли Класс (в то время генсек альянса, позже подавший в отставку из-за обвинений в коррупции) под фанфары «открыть новую страницу», как США и их союзники по НАТО заявили, что будут принимать в свои ряды Польшу, Венгрию и Чехию. И тогда даже такой прозападный министр иностранных дел, как Андрей Козырев, в знак протеста ушел с церемонии подписания вступления России в «Партнерство во имя мира». Тогда возник первый в истории новой России «микрокризис» в отношениях с НАТО.

Второй раз кризис возник — и это был уже крупный кризис — после того, как НАТО в марте 1999 года начало бомбить Югославию. Альянс развязал первые военные действия в Европе и против европейской страны с 1945 года! И сделал это вопреки «Основополагающему акту Россия — НАТО», который был подписан в Париже в июне 1997 года. В Акте содержалось обязательство сторон координировать и согласовывать свои действия в области европейской безопасности. Однако когда НАТО понадобилось бомбить Белград, эти обязательства были отброшены, а сам Основополагающий акт грубо нарушен. Это подтвердило правоту противников этого документа, среди которых был и автор этих строк; они предупреждали в 1996–1997 годах, что Акт нужен был альянсу исключительно для того, чтобы прикрыть им, как фиговым листком, антироссийский характер решения о расширении альянса на восток. После войны в Югославии Россия решила заморозить отношения с НАТО — и они оставались замороженными до 2000 года.

Третий крупный кризис возник в результате войны между Грузией и Россией в августе 2008 года. Тогда НАТО резко осудило Россию за то, что она защитила своих граждан в Южной Осетии и Южную Осетию и Абхазию от агрессии режима Саакашвили. Для альянса действия России были «оккупацией» части территории Грузии. Вновь интересы и представления Москвы и Брюсселя фронтально столкнулись — на сей раз по поводу Кавказа.

Троекратное повторение кризисов говорит о том, что между сторонами существуют фундаментальные противоречия в подходах к мировой политике. Вместе с тем многократное объявление «нового начала» в отношениях между Россией и НАТО отражает и объективную потребность: мы находимся на одном континенте, и нам надо каким-то образом взаимодействовать. Проблема состоит в том, что это взаимодействие зиждется на очень шаткой основе.

Находясь в Москве, Расмуссен заявил: «По принципиальным вопросам мы на компромиссы не пойдем». Что это означает? Это означает, что по принципиальным вопросам НАТО не собирается принимать во внимание интересы России. И на счет этого не должно быть никаких иллюзий. Расмуссену надо отдать должное — он это заявил на своей финальной пресс-конференции, чтобы никто в Москве на этот счет не обманывался.