Чудовища - Ada King

ты восстановил меня, Ио? — спросила Анна, увидев, что я вернул себе способность шевелиться.

— Мне было так жаль, что я расстроил Диодора, — вздохнул я.

— Я бы не советовал верить в его лживые россказни! — выпалил Крес. — Эти твари — мастера лжи и притворства!

— Он и сам метаморф! — указал я на него. — Почему бы вам не проверить это с помощью электромета!

— Кирилл Васильевич, — обратился к нему капитан, — отдайте мне мой электромет, пожалуйста.

Крес явно напрягся.

— Я бы не советовал это делать! — затараторил Зак. — Сердце Кирилла слишком немощное, даже слабый разряд тока может привести к летальному исходу!

— Я и не собирался, — заметил капитан, — просто хочу получить свой электромет обратно.

Крес охотно отдал ему оружие.

— Откуда у него скальпель? Разве вы пускали его в медотсек? — несмотря на безвыходность, я не терял надежды.

— Он лежал в реабилитационном, — ответил Крес. — Я тогда еще удивился, почему столь опасный предмет валяется где попало, и прихватил, чтобы вернуть на место.

— Чем опытнее метаморф, тем дольше он может жить без еды! — не отступал я. — Теперь, когда Крес сожрал Патрика, он легко сможет выдержать три дня без еды!

— Как узнать, что Патрика сожрал не ты? — нахмурился Зак.

— Я же говорил, — тихо заметил Крес, — эти твари очень хитрые и изворотливые. На словах они могут быть очень хорошими и даже благородными! А на самом деле кровожадные убийцы! Они жрут все, что шевелится, даже себе подобных! Не кормите его, поместите к нему детеныша и сами увидите, как быстро он его слопает!

25 — Тяжелый выбор (Ио)

В истинной любви важнее всего благо любимого.

© «Имя розы» Умберто Эко

Эти твари все-таки перенесли моего детеныша ко мне в антиграв, и теперь мы вместе висели в воздухе. Я в виде синеволосого Макса, и мой малыш в виде бесформенного сгустка плоти, время от времени принимающего облик то причудливого существа со щупальцами, то неправильной сферы с чем-то напоминающим человеческое лицо. Глупенький, он еще не понимал, что нужно беречь силы и не метаморфировать слишком часто.

— Ребенка-то за что, изверги? — бросил я столпившимся внизу.

Диодор и Зак смотрели на меня, задрав головы.

— Ребенка? — нахмурился Зак. — Так он же чудовище.

— Сами вы чудовища, раз ребенка голодом морите!

— Ты сожрал бо́льшую часть нашего экипажа и еще утверждаешь, что это мы чудовища? — начал злиться Зак.

— А разве есть какие-то сомнения? Кто, если не вы, устроили на моей планете ядерную зиму, уничтожив большую часть экосистемы?

— Так вы нас к этому вынудили! — возмутился Зак и сжал кулаки.

— Правда? А кто вас вообще просил вторгаться в наш мир? Прилетаете сюда, ведете себя так, будто вы здесь хозяева, и еще утверждаете, что это мы — чудовища! Мы жили на этой планете испокон веков, а вы появились только сейчас!

— Мы ничего плохого не делали, пока вы не начали нас жрать! Мы мирно сосуществовали с вашей экосистемой!

— Да?! Мы не похожи на вас! Но разве это значит, что мы чудовища?! Вы берете себе в пищу живых существ нашего мира и вы же проводите над ними эксперименты, а если кто-то делает то же самое по отношению к вам, так он сразу чудовище! Еще и ребенка мучаете!

— Ребенок и сам, небось, не против нами пообедать, — заметил Диодор.

— Он еще совсем маленький, — сообщил я и понял: голоден мой малыш. Что же делать? Еды-то нет. — Ему нужна еда, он подрастет, и мы ему все объясним, только покормите его.

— Что объясним? — сложил руки на груди Зак. — Что людей кушать нехорошо? Он в любом случае всегда будет представлять угрозу.

— Вы ведь тоже можете меня убить, но я же не утверждаю, что из-за этого вас следует лишать жизни, разве не так? Так и с ребенком… — Я все еще пытался спорить, хотя понимал: бесполезно. Они все равно не дадут ему ничего. Неужели я так и буду здесь смотреть, как мой малыш погибает с голоду?

А он так жалобно отростки скрутил и щупальца ко мне потянул, мол, дай покушать, тебе что, жалко? Ну, я всю скудную жировую ткань, что в теле Макса была, собрал на животе и отделил от себя. Те двое внизу так и ахнули, а я отделенную плоть спрессовал и малышу протянул, он с удовольствием и слопал.

— Он его кормит? — тихо поразился Зак.

— Похоже на то, — ответил Диодор.

— Вы ведь хотели бы, чтобы я остальных членов экипажа распечатал, разве не так? Так знайте, чем дольше я голодаю и уменьшаюсь в объеме, тем меньше вероятности вернуть ваших соратников. Их память записана по всему моему телу. Уменьшается тело — уменьшается количество воспоминаний. Они стираются из меня, и на определенном этапе такую личность уже будет не восстановить.

Зак вылупился в пространство, видимо, в дополненной реальности ему кто-то позвонил, после чего промямлил:

— Да, это моя первая профе… Понял! — И выбежал из отсека.

— Что это с ним? — поинтересовался я.

— Видимо, что-то срочное, — недоуменно пожал плечами Диодор.

А я тем временем отделил от своего тела еще один сгусток плоти и протянул его детенышу. Пусть я умру и не достигну бессмертия — мне уже стало совершенно безразлично. Зачем мне такое бессмертие, если я вечно буду помнить смерть своего ребенка? Знать, что стал причиной его страданий… Разве о таком бессмертии я мечтал?

26 — Крестная сила (Михей)

В костры мракобесов на растопку идут люди.

© Виктор Фрайда

Полонянки со связанными руками одна за другой шли впереди. Я замыкал шествие, еле волоча ноги, а сзади шагали чистокровные солдаты, то и дело подгоняя меня древками копий. Грудь и правое плечо все еще болели. Хорошо еще, что чистокровные разрешили Любаве промыть рану и туго перебинтовать.

Не с доброутробия они, супостаты проклятые, позволили рану мою врачевать. Ох, не с доброутробия. Слыхивал я, как они переговаривались, мол, энтого волосатого в Город Солнца приведем, там после всех баб на костре и сожжем. А до того пущай поглядит, как мы его вырожденок огню предавать будем.

Еще в ихнем лагере Любава отвар из трав состряпала, я выпил — хоть немного да полегчало. Хотя внутри все равно жгло и кололо, словно ножом меня резали. Пятно на бинтах поначалу было красное, а теперь стало коричневым. Хорошо. Значит, кровотечение прекратилось.

Так что же хорошего? Все равно меня ведут на казнь. На Великое Всесожжение. Да уж, хорошего