Фидель Кастро - Максим Макарычев

В Боливии Гевара свел знакомство с представителями новой народной власти. Но, увидев их отношение к крестьянам, разочаровался в этом режиме и отправился в Гватемалу.

В этой стране, в результате очередной смены власти, президентом стал Хакобо Арбенс. Он начал проводить радикальную аграрную реформу и осмелился противостоять американской экспансии. По решению Арбенса огромные банановые плантации, которыми раньше владела североамериканская «Юнайтед фрут компани», были разделены между крестьянами. Посол США в Гватемале Джон Перифуа, возмущенный таким поступком Арбенса, писал в журнале «Тайм»: «Соединенные Штаты не могут допустить возникновения советской республики между Техасом и Панамским каналом»[143]. (По той же причине американцы приложат впоследствии максимум усилий, чтобы устранить Фиделя.)

Вскоре с помощью ЦРУ в Гватемале был совершен реакционный переворот, и президента Арбенса свергла наемная армия Кастильо Армаса. Арбенс побоялся вооружить народ, хотя желающих сражаться с наемниками и американцами было немало. Как следствие, аграрная реформа была отменена, а ее проведение списали на «происки коммунистов». Координировал операцию по свержению Хакобо Арбенса государственный секретарь США Джон Фостер Даллес, который к тому же был акционером «Юнайтед фрут компани». В «коммунисты» были записаны все, симпатизировавшие Хакобо Арбенсу и лояльно воспринявшие его реформы. Эр–несто Гевара принимал участие в стычках с американской морской пехотой, а затем вместе с потоком гватемальских политических эмигрантов в 1954 году попал в Мексику. Там Че Гевара принял решение посвятить свою жизнь делу революции, которая для него заключалась в установлении социальной справедливости.

Не так давно стало известно о том, что ЦРУ завело досье на Че Гевару не во время партизанской войны повстанцев в горах Сьерра–Маэстра, а именно после событий в Гватемале. Бывший сотрудник ЦРУ Филипп Эйджи заявил, что у этой спецслужбы были свои личные счеты с Че. Она в конце концов настигла и при помощи боливийских солдат уничтожила его в Боливии в 1967 году. В 1959 году ЦРУ направило в Гавану своего агента Эндрю Сент–Джорджа, который ранее как «журналист» брал интервью у Фиделя Кастро и Че Гевары, во время их партизанской борьбы. Сент–Джордж должен был уговорить Че не расстреливать бывшего заместителя начальника так называемого кубинского «Бюро по подавлению коммунистической деятельности», приговоренного к смертной казни. Однако Че Гевара ответил американцу: «Мы его все равно расстреляем, потому что он убивал и пытал кубинцев и потому что знаем, что он агент ЦРУ». Тогда резидент ЦРУ на Кубе в своей телеграмме в Лэнгли написал: «Это – объявление войны»[144].

В Мексике двадцатисемилетний Эрнесто Гевара перепробовал несколько профессий: продавал книги, был уличным фотографом, подрабатывал в одном из госпиталей. Он не состоял ни в какой партии или организации, а по убеждениям был марксистом. Люди, которым довелось общаться с Фиделем и Че в первые годы борьбы против Батисты, отмечали, что по многим теоретическим вопросам аргентинец был «подкован лучше», чем будущий главнокомандующий. Это впоследствии отмечал и сам Фидель Кастро: «В идеологическом, теоретическом плане он был более развит. По сравнению со мной он был более передовым революционером»[145].

Еще в Гватемале Эрнесто Гевара познакомился с Антонио «Ньико» Лопесом, одним из руководителей «Движения 26 июля», который во время штурма Монкады участвовал в атаке на крепость Баямо и сумел избежать плена. Каково было изумление Эрнесто, когда в одном из кубинцев, пришедших в аллергическое отделение Института кардиологии в Мехико, где он тогда подрабатывал, он узнал Лопеса! Ньико сообщил аргентинцу, что со дня на день в Мексику приезжает группа его кубинских товарищей, штурмовавших Монкаду. Среди них – брат лидера повстанцев Рауль Кастро. Позже Че так вспоминал о встрече с Раулем, состоявшейся несколько дней спустя: «Мне кажется, этот не похож на других. По крайней мере, говорит лучше других, кроме того, он думает»[146]. Ньико Лопес рассказал Че о положении на Кубе, о революционной стратегии, объявленной Фиделем Кастро на суде после неудачного штурма казармы Монкада.

В Мехико Гевара познакомился и с Раулем Роа, который впоследствии много лет занимал в правительстве Фиделя Кастро пост министра иностранных дел. В памяти Роа Гевара остался таким: «Че казался и был молодым. Его образ запечатлелся в моей памяти: ясный ум, аскетическая бледность, астматическое дыхание, выпуклый лоб, густая шевелюра, решительные суждения, энергичный подбородок, спокойные движения, чуткий, проницательный взгляд, острая мысль, говорит спокойно, смеется звонко <…>. Уже тогда Че возвышался над узким горизонтом креольских националистов и рассуждал с позиций континентального революционера»[147].

Сходство во взглядах стало решающим фактором для сближения Эрнесто Гевары с кубинскими эмигрантами. Кстати, в Мексике год спустя у Эрнесто Гевары родится первый ребенок – дочь Ильдита от его брака с перуанкой Ильдой Гадеа.

Во время первой встречи Эрнесто Гевара и Фидель Кастро проговорили целую ночь – с восьми часов вечера до рассвета. Фидель позже вспоминал, что «Че сразу записался в авантюру». Он уже тогда был уверен в «успехе безнадежного мероприятия» и даже смотрел далеко вперед. «Когда победит революция на Кубе, не запрещайте мне вернуться в Аргентину, чтобы там бороться за свободу»[148], – сказал он Фиделю.

Гевара и братья Кастро составили план высадки вооруженной экспедиции в провинции Ориенте и продолжения борьбы в горах Сьерра–Маэстра. Гевару брали как врача. Годы спустя Фидель скажет: «Че был врачом, который превратился в солдата, продолжая быть врачом каждую минуту»[149].

Сам Че так объяснял свое решение присоединиться к экспедиции: «Собственно говоря, после пережитого во время моих скитаний по Латинской Америке и гватемальского финала не требовалось много, чтобы толкнуть меня на участие в революции против любого тирана. К тому же Фидель произвел на меня впечатление исключительного человека. Он был способен решать самые сложные проблемы. Он был глубоко убежден, что, направившись на Кубу, достигнет ее. Что, попав туда, он начнет борьбу, что, начав борьбу, он добьется победы. Я заразился его оптимизмом. Нужно было делать дело, предпринимать конкретные меры, бороться. Настал час прекратить стенания и приступить к действиям <…> Тогда я считал, что не так уж плохо умереть на прибрежном пляже чужой страны за столь возвышенные идеалы»[150].