Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау - Марек Краевский

Ваше превосходительство, я тоже, к сожалению, не способен ответить на вопрос, который так интересовал Жана Буайе. Я просмотрел всю генеалогию рода фон дер Мальтенов, и мне кажется, что я знаю, почему езиды столько веков не могли отомстить. В XIV веке род фон дер Мальтенов разделился на три ветви: силезскую, баварскую и нидерландскую. В XVIII веке две последние угасли. Силезская же ветвь давала не слишком много побегов — в этом прославленном юнкерском роду чаще всего рождалось по одному-единственному сыну, а месть, позволю себе напомнить, могла считаться совершенной, только если рукой мстителя были бы убиты сын и дочь. В истории этого семейства только пять раз рождались сын и дочь. В двух случаях один из детей умер в младенчестве, в двух других мальчики погибли при невыясненных обстоятельствах. В последнем же случае тетя Оливера фон дер Мальтена, сестра его отца Рупперта, практически всю жизнь провела в закрытом для мирян монастыре со строгим, буквально схимническим, уставом, так что совершить месть в отношении ее было чрезвычайно затруднительно.

Ваше превосходительство, я написал, что знаю, почему месть так и не была совершена. Но, к сожалению, я не знаю, почему на святого старца низошло озарение и он торжественно возвестил, что настало время свершить месть. У единственного живущего ныне мужского потомка Годфрида фон дер Мальтена Оливера в момент озарения пустынника не было других детей, кроме несчастной Мариетты. Потому ужасная ее смерть является трагической ошибкой, помешательством старого шамана, вызванным, вполне возможно, столь популярным в тех краях гашишем.

Заканчивая свое затянувшееся письмо, прошу меня простить за то, что я не проверил перевод Мааса двух последних пророчеств Фридлендера. Причина в том, что я много времени потратил на исследование проклятия езидов, а кроме того, неотложные семейные дела неожиданно ускорили мой отъезд.

С глубочайшим уважением

доктор Лео Гартнер».

Мок и Анвальдт взглянули друг на друга. Они-то знали, что пророчество святого отшельника вовсе не было наркотическим бредом спятившего шамана. Они молча вышли из собора и сели в черный «адлер», стоящий в тени огромного каштана, каких много росло на Соборной площади.

— Не тревожься, сынок. — Мок с сочувствием глянул на Анвальдта. На сей раз он не оговорился. Слово «сынок» он произнес совершенно сознательно. Ему припомнился барон, который, уцепившись за вагонное окно, крикнул: «Он — мой сын!» — Сейчас я отвезу тебя к себе. У тебя дома, боюсь, небезопасно. Я пошлю туда Смолора за твоими вещами. А ты посиди у меня, как следует выспись, не бери телефонную трубку и никому не открывай. Вечером я отвезу тебя куда-нибудь, где ты забудешь и о своем папочке, и о всякой летающей и ползающей нечисти.

Бреслау, среда 18 июля 1934 года, восемь вечера

По средам в салоне мадам Ле Гёф игрища были выдержаны в античном стиле. Вечером нагой невольник, крашенный в цвет красного дерева, ударял в большой гонг; занавес поднимался, и глазам зрителей представала декорация фронтона древнеримского храма, а на его фоне под сыплющимися розовыми лепестками танцевали обнаженные мужчины и женщины. Вакханалия эта, во время которой танцоры и танцовщицы лишь имитировали совокупления, продолжалась минут двадцать, после чего наступал антракт, длившийся примерно столько же. Во время него некоторые гости, стараясь не привлекать к себе внимания, удалялись в отдельные кабинеты, а остальные выпивали и закусывали. Затем невольник вновь ударял в гонг, и на сцене появлялись несколько «римлян» и «римлянок» в воздушных туниках, которые они, впрочем, быстро сбрасывали. Сыпались розовые лепестки, в зале становилось как-то душно, начиналась уже непритворная вакханалия. После получаса подобных забав актеры и актрисы сходили, усталые, со сцены, зал пустел, зато заполнялись отдельные кабинеты.

В этот вечер Райнер фон Гарденбург, Эберхард Мок и Герберт Анвальдт сидели наверху в ложе и любовались имитацией вакхической оргии. Уже в самом начале представления Анвальдт изрядно возбудился. Увидя это, Мок встал и прошел в кабинет мадам. Многословно приветствовав ее, он изложил свою просьбу. Мадам без колебаний согласилась ее исполнить и подняла телефонную трубку. Мок вернулся в ложу. Анвальдт наклонился к нему и спросил:

— У кого тут берут ключи от комнат?

— Подожди минутку. Куда ты так спешишь? — рассмеялся Мок.

— Да вы посмотрите: разбирают самых хорошеньких.

— Тут все хорошенькие. Вот, к примеру, обрати внимание на тех, что идут к нам.

К их столику подошли две девушки в гимназической форме. Оба полицейских прекрасно знали их, а вот девушки делали вид, будто видят клиентов впервые. Обе с восхищением смотрели на Анвальдта. И вдруг та, что была похожа на Эрну, коснулась его руки и улыбнулась. Он встал, обнял ее за худенькие плечи, повернулся к Моку и сказал: «Благодарю». Все трое отправились в комнату, посреди которой стоял круглый стол с великолепно инкрустированной шахматной доской. Фон Гарденбург с улыбкой посмотрел на Мока. В заведении мадам Ле Гёф он немножко расслаблялся и, обращаясь к собеседнику, не произносил постоянно его титул.

— Вы знали, как доставить удовольствие этому юноше. Кто он такой?

— Мой близкий родственник из Берлина. Тоже полицейский.

— Ну что ж, мы узнаем мнение берлинца о лучшем бреславльском клубе.

— Да так ли уж важно мнение берлинцев? Они всегда будут смеяться над нами. Но только не мой родственник. Он слишком хорошо воспитан. Понимаете, им как-то нужно лечить свой комплекс. Особенно тем берлинцам, которые родом из Бреслау. Вы же знаете поговорку: настоящий берлинец должен быть из Бреслау.

— Да возьмите того же Крауса. — Фон Гарденбург поправил монокль. — Он прожил в Берлине два года, а затем, после падения Хайнеса, Брюкнера и Пёнтека, фон Войрш взял его в Бреслау на должность начальника гестапо. Краус расценил это повышение как пинок наверх. И вот наш тупой и злобный карьерист, чтобы скрыть разочарование, начал задирать нос. Теперь этот берлинец с двухлетним стажем на каждом шагу критикует силезскую провинциальность. А я проверил, и знаете, откуда он происходит? Из крохотного городишки в Нижней Силезии.

Оба рассмеялись и чокнулись бокалами с вином. Актрисы на сцене кланялись и щедро одаряли гостей зрелищем своих прелестей. Мок вынул турецкие сигары и угостил фон Гарденбурга. Для него не было секретом, что шеф абвера не любит спешки и сам, по собственной воле, сообщит всю информацию, какую ему удалось получить об Эркине. Мок надеялся услышать нечто большее, чем он узнал из экспертизы и письма Гартнера. Он хотел получить адрес Кемаля Эркина.

— Типы вроде Крауса терпеть не могут наших дворянских, семейных и культурных традиций, — продолжал фон Гарденбург силезскую тему. — Они не выносят всех этих наших фон Шаффгочей, фон Кармеров и фон Доннерсмарков. И чтобы поднять себе настроение, высмеивают замшелых юнкеров и угольных баронов. Пусть смеются…

Некоторое время фон Гарденбург молчал. Он смотрел представление, а Мок размышлял, не может ли стать нынешний фривольный вечер удобным поводом затронуть более серьезные, жизненно важные проблемы. Наконец он решился: