Жуга. Осенний лис - Дмитрий Игоревич Скирюк

такого не слагал… ни единой вирши…

Он помолчал, кусая губы. Провёл рукой по одеялу.

– Жуга…

Ответа не последовало.

– Мне страшно, Жуга!

Тот поднял голову.

– Мне тоже.

* * *

На следующий день рано утром объявилась Збыхова сестра. Она ворвалась в дом стремительная, словно ветер; дверь едва успела хлопнуть у неё за спиной, а та уже скинула шубу и уселась возле брата. Жуга даже не сразу понял, что происходит.

– Ружена, ты? – Збых приподнялся на локтях.

– Лежишь, Збышко? – Она поправила на нём одеяло. – То-то я гляжу, в кузнице нет никого. Захворал?

– Есть немного… – с неохотой признал тот. Обернулся. – Жуга, познакомься – это сестра моя, Ружена… Ружена, это Жуга.

Та посмотрела с любопытством:

– Это ты вчера у Рудаха побывал?

– Я, – кивнул Жуга. – Откуда знаешь?

– Вацлав про тебя все уши прожужжал. – Она снова повернулась к Збыху: – Он что, живёт тут, у тебя?

– Пока да… А что?

Та пожала плечами.

– Да так. Ничего. – Она встала, поправила волосы. Подошла к столу. – Что тут у вас? Щи? Ещё и прокисшие небось? Ну так и есть! Эх, мужики, мужики… Не додумались на холод выставить.

– Чего их выставлять? – проворчал Збых. – Новые сварю.

– Уж ты сваришь, как же, от тебя дождёшься… Жениться тебе надо, братец, вот что я скажу.

– Ещё чего! – Збых поёжился. – Мне и с тобой-то сладу нет. Целый день спину гнёшь, понимаешь, на хлеб не хватает, а тут ещё бабу себе на шею повесить… На себя посмотри.

– Поговори у меня… Веник где?

– Чёрт его знает…

– Вон, за печкой, – вмешался молчавший доселе Жуга, который примостился на скамейке в углу и с интересом наблюдал за происходящим. Ему нравилась та весёлая кутерьма, которую Ружена развела вокруг больного брата, да и сама она была хороша собой – стройная, с русой косой, задорными голубыми глазами и острая на язык, что, правда, ей даже шло. Работа так и спорилась в её руках. Она в момент растопила печь, поставила греться воду, вымыла полы и в довершение всего напрочь смела паутину в углу вместе с пауком.

– А ты, Жуга, чего сидишь? – с усмешкой обернулась она. – Ты-то вроде не больной. А ну, лезь в погреб. Капусты зачерпни из бочки да туесок с брусникой захвати – там в углу стоит.

Наконец всё утряслось. Изба засверкала чистотой, Збыха переодели в свежую рубаху, а вскоре и обед поспел. Збых ради такого дела выбрался к столу. Жуга поглядывал на него с некоторой тревогой, но на сей раз тот съел всё, даже добавки попросил. Потянулся за хлебом.

– Это что? – Ружена кивнула на ремешок.

– Это? – Збых кашлянул смущённо. – Так… жилу растянул.

– Растянул, говоришь? – Ружена нахмурила брови. Посмотрела на брата, на Жугу – тот поспешно отвёл взгляд. Вздохнула. – Ох, что-то темните вы, хлопцы… Салом смажь, а то руку сотрёшь.

– Смажу, смажу… А где оно?

– Горе ты моё! В погребе, где ж ещё… Да сиди, я сама схожу.

Она вышла из-за стола, взяла свечу и откинула крышку подпола, как вдруг отскочила назад и с ногами взобралась на лавку:

– Ай!

Збых и Жуга обернулись, встревоженные.

– Что стряслось?!

– Мышь!!!

Серая проказница и впрямь не замедлила появиться, блеснула глазками, стрелой метнулась по полу и скрылась в углу.

Збых прыснул и вдруг захохотал, звонко, заливисто. Ружена соскочила на пол и с укоризной глянула на брата.

– Говорила тебе, давай кошку заведём.

– Эх, сестрёнка, этакой крохи испугалась… Эка невидаль – мышка тащит сыр детишкам. Мышка тащит сыр детишкам… – повторил он, словно пробуя слова на вкус, и вдруг прочёл:

– Что ты тащишь, мышка?

– Сыр несу детишкам.

– Где взяла? – Купила.

– Крону заплатила.

– Что ж ты сдачи не взяла?

– Так хозяйка же спала!

Збых вознамерился было снова рассмеяться, да глянул на сестру и осёкся.

В глазах девушки затаился страх. Она посмотрела на Жугу, на брата, снова на Жугу и медленно попятилась к двери. Не оглядываясь, вслепую нашарила шубу.

– Ружена, ты чего? – Збых привстал. – Постой, куда ты…

– Не подходи! – вскрикнула та. – Стой, где стоишь!

– Руженка, погоди!

Но прежде чем кузнец сделал шаг, девушка распахнула дверь и выскочила вон. Збых остался стоять посреди избы в растерянности и смятении.

– Чего это с ней? – как бы про себя сказал кузнец. Посмотрел на приятеля. – Можешь ты объяснить? Чего молчишь?

– Могу, – хмуро ответил Жуга. – Это рифмач.

– Кто?

– Вайда. – Травник привстал, снова сел. Провёл рукой по волосам. – Он всё-таки там, в тебе.

– Где?! – Збых почувствовал дрожь в коленках и поспешно опустился на лавку. Вспомнились тень в церкви, странные сны и прочие нелепости. Он похолодел. Рука потянулась ослабить ворот рубашки. – Здесь?! С чего ты взял?!

Жуга помотал головой.

– Даже смех, и тот его, – сдавленно сказал он. – Да… Влипли мы с тобой, друг Збых, в историю… Не знаю, что и делать теперь.

Збых помолчал.

– Это что ж, – медленно произнёс он, – во мне теперь две души, что ли? Моя и его?

– Вроде как…

– А разве так бывает?

Жуга поднял голову, усмехнулся невесело:

– Сплошь и рядом. Только не у нас, а у баб, когда они детей носят. Потому Ружена и разглядела в тебе кого-то ещё.

– Но я же… Вот чёрт! – Збых, склонив голову, с тревогой прислушался к своим ощущениям. Покосился на Жугу. – А они там того… не смешаются внутри, а?

– Не должны… – с сомнением произнёс Жуга. – А впрочем, не знаю. Лествицу я плёл с таким расчётом, чтоб чужая душа ко мне не влезла, а тебе уже после повязал… Ты, кстати говоря, в самом деле смажь-ка её салом.

– Что ж теперь делать?

Жуга пожал плечами:

– Ружена, надо думать, вернётся к завтрему, а пока… расскажи-ка мне про всех, кто в деревне вашей живёт.

– Это ещё зачем? – опешил кузнец.

Жуга вздохнул и печально посмотрел на растерянного кузнеца.

– Надо же с чего-то начинать.

* * *

Миновал полдень, когда Жуга, насадив кирку на рукоять и прихватив лопату, отправился на кладбище. Збых остался дома. В деревне было тихо и безлюдно, поселяне сидели по домам, лишь в конце улицы гомонила ребятня да суетилось на помойках вороньё. Жуга шёл быстро, не глядя по сторонам, лишь изредка, приметив тот или иной дом, замедлял шаг, вспоминая, что рассказывал кузнец об их жильцах, и меньше чем за полчаса добрался до ограды погоста.

К немалому его удивлению на кладбище уже кто-то был: на белом снегу темнел прямоугольник начатой могилы. Два дюжих мужика, покряхтывая,