Паиньки тоже бунтуют - Татьяна Тронина

– Да где же задаром? Я сейчас докторам плачу, чтобы с тобой рядом быть, чтобы налево не свернуть невзначай…

– А мне этих жертв не надо! Я хочу любви. Хочу быть с любимым, вот что такое бальзам для души… – Я закрыла глаза и едва не разрыдалась.

Пауза.

– Я понял, – скрипучим голосом произнес Артем. – Ты об этом своем думаешь, о носатом. Ну и ладно. Только ты еще пожалеешь о своем решении. Все, прощай, Лида. Ты меня больше никогда не увидишь и не услышишь обо мне, а я своему слову хозяин, ты знаешь.

Хлопнула дверца машины, послышался удаляющийся глухой рев мотора. Я открыла глаза – след Артема уже простыл.

Я положила розы, которые, как оказывается, все время прижимала одной рукой к груди, на ближайшую скамейку. Потом пошла вперед, куда глаза глядят. Шла по вечернему городу в теплых и свежих весенних сумерках. Всюду огни, всюду движение. Только оказавшись на мосту, я поняла, где нахожусь – напротив Белорусского вокзала. Я направилась к комплексу из высоких и черных стеклянных домов – там, я помнила, было уютно, располагались какие-то кофейни.

В одном из кафе уже была открыта летняя веранда – по случаю раннего тепла. Я взяла стакан горячего какао и села за столик у мраморного бортика. Пила какао и смотрела на людей, проходящих мимо. Похоже, я только что совершила довольно серьезный поступок. Изменила все свои планы. Ну и что, я не жалею. Это мой выбор, я так хотела. Как поет Эдит Пиаф: «Нет, я ни о чем не жалею…»

Вот бы Леша мне позвонил! Именно он мне позвонил, а не я ему. Если первой ему позвоню я, то что-то неуловимо изменится и все пойдет не так. Если я дорога ему, он меня сам найдет. Если нет, то, значит, и не надо. Больше всего на свете я хочу оказаться с ним – с этим странным, колючим и нежным мужчиной, неприкаянным и в то же время цельным. Пусть он совсем не тот, непригодный для долгих и серьезных отношений. Ну и не надо. Пусть будут короткие, но безумно счастливые – и я все равно об этом не пожалею. Все что есть – это мое, только мое.

Я осторожно и медленно отпивала горячую жидкость из белой чашки, смотрела на город и чувствовала себя счастливой и одновременно несчастной. Такое вот горько-сладкое ощущение, как привкус какао. Я живу. Я живая. И я ни о чем не жалею…

Раздалась трель мобильного.

– Алло? – Не глядя, я прижала свой мобильный к уху.

– Ты уже в Москве? – это был Леша.

– Да, только сегодня утром приехала. – Услышав его голос, я готова была заплакать и засмеяться.

– Хочешь увидеться?

– Очень.

– Ты где?

– Я на «Белорусской», сейчас точнее скажу… – Я обернулась, поискав глазами табличку на здании, и прочитала вслух название улицы и номер дома.

– О, знаю, где это. Скоро буду. Жди!

Я улыбнулась. Ветер взметнул мои волосы, словно кто-то невидимый сверху решил ласково провести ладонью по моей голове.

– Девушка, с вами можно познакомиться? – к моему столику подошел молодой парень. – Вы такая необыкновенная.

– Спасибо. Нет. Я жду кое-кого… – Я сделала неопределенный жест рукой и улыбнулась. Я красивая и необыкновенная, да, я это чувствую. Потому что я люблю и я счастлива.

– Понятно, простите. – Прохожий ушел.

Я сидела одна за столиком в темном, блестящем от множества близких огней пространстве, словно посреди звездного неба, и ни о чем не жалела.

– Привет, – наконец появился Леша и сел напротив меня. Он взял мои ладони в свои руки. – Вот и я.

– Привет, – отозвалась я.

– Я ужасно соскучился.

– И я. Очень рада тебя видеть.

– Ты фантастическая.

– А ты волшебник. Я хотела сейчас, чтобы ты мне позвонил, и ты позвонил.

– Ну, тогда это ты волшебница… Раз внушаешь мне мысли на расстоянии, – засмеялся Леша.

Он выглядел как-то иначе. Посвежевший, без горьких складок возле губ, куда-то пропали его мешки под глазами.

– Я, наверное, достал твою соседку. Но сейчас она мне по городскому сообщила, что ты уже дома, вернулась.

– Как дела, Леш? Какие новости?

– О да, новостей много. – Он усмехнулся, покачал головой, словно сам себе удивляясь. – Самая главная – я уладил отношения с Исаевыми, вернее, все финансово-правовые вопросы. Они теперь свободны от меня, а я – от них.

– Так легко?

– Не-ет… Это далось совсем не просто. Но я пошел им навстречу. Кое-чем пришлось пожертвовать, я тебе уже говорил, но так даже лучше. По сути, я закрыл все их претензии, сделал даже больше, чем обязан человек, находящийся в моей ситуации. Это мне мой адвокат сказал.

– Адвокат?

– Да, все оказалось очень серьезно. Я теперь… Нет, не нищий, но даже дополнительных накоплений не имею. У меня остались моя квартира, машина и… вот эти руки. – Он поднял ладони пальцами вверх.

– А Исаевы еще могут к тебе придраться?

– Теперь уже – никак. Если честно, они и так не ожидали, что я пойду им навстречу. Я для них был мальчиш-плохиш, корыстное существо… Отвратительное создание, вроде Горлума, единолично захапавшего себе Кольцо Всевластия. Они готовились к войне… а войны-то и не случилось. Я отдал им кольцо безо всякого сопротивления.

– То есть они довольны?

– Конечно, нет. Они же по-прежнему считают себя благодетелями, а я – неблагодарный… Да, неприятно. Вообще, я сам был не прав, сказано же: бойся данайцев, дары приносящих. Надо было с самого начала отказаться от любых матримониальных контактов с этими людьми. Они неплохие, я это сознаю, но… Я никогда не был для них своим.

– А Наташа… как она? – не выдержав, поинтересовалась я.

Леша некоторое время молчал, глядя в сторону, и я даже подумала, что, наверное, напрасно спросила его о ней. Но потом он ответил спокойно, рассудительным тоном:

– Ты знаешь, у меня с ней был серьезный разговор. Она просила меня остаться – и с ней, и в их семейном бизнесе. Не хотела рвать отношения. Для нее весь этот процесс прошел тяжело, – произнес он и опять замолчал, глядя в сторону, и я вдруг поняла (или мне показалось, что я понимаю?), о чем он сейчас говорит. Что стоит за этими короткими, скупыми словами.

Наталья. Она просила его остаться… Нет, не так. Скорее всего, она рыдала, вцепившись в Лешика, стоя перед ним на коленях: только не оставляй меня одну, милый… А Леша пытался осторожно отцепить от себя ее руки: нет, нет, Наташа, я все равно уйду. А она плакала и кричала, и ей было плохо, физически плохо. И бедные Никита Сергеевич с Марией Ивановной пытались ее успокоить. И не могли.

Конечно, родители кляли неверного жениха, бросившего их единственную дочь. Я думаю, они возненавидели Лешу еще сильнее после того, как увидели, что творится с Натальей.

Мне было жаль мою подругу (теперь уже, наверное, бывшую), но вместе с тем я недоумевала: зачем Наталья так унижалась? Хотя не стоит мне сейчас надевать белое пальто и судить ее.