Сохрани мою печальную историю... Блокадный дневник Лены Мухиной - Лена Мухина

Что бы завтра открылась бы эвакуация. Тогда бы Лена 7-ого уже уехала бы и на один день сократила свое голодание. Но нет, это только мечты. Надо стараться не думать о еде, говорила себе Лена, чувствуя, как тошнота подкатывается к горлу и ощущается эта отвратительная пустота в желудке. Но не думать о еде, когда у соседей за стенкой шумит примус, гремит крышка кастрюльки. Лена слышит звон ложек и ножей и даже различает хруст отрезаемого хлеба.

Мучительно чувствовать голод и глотать тягучую слюну.

6-ого [мая].

За ночь выпал снег, но сразу же растаял. Погода была пасмурная, тот же холодный ветер, но немного теплее. Утром Лена съела свой хлеб, почитала книжку. Напрасно Оля говорила, что книга неинтересная. Лене она очень понравилась. Как раз она больше всего любит такие книги, как эта, «В горах Сихотэ-Алиня». В 12 Лена пошла в школу. В кабинете директора состоялось собрание уч[ащих]ся старших классов (8, 9 и 10). Пришло всего 15 человек. Из тех, которых Лена знала, были Нина (Лена ошибочно назвала ее Тоней), Кузнецова Галя и Миша Ильяшев. Вовы не было. Собрание проводил сам директор. Он объявил, что вот с 15-ого начнутся занятия и на плечи старших школьников кладется вся работа по защите школы от налетов врага. Одним словом, они единственные защитники школы. Тут же он разместил всех присутствующих на звенья. Лена с Ниной попали в звено связи. Далее директор объявил, что уже с 8-ого мая все они будут проведены в приказе как бойцы группы самозащиты, а с 10-ого, с началом питания, они приступят к дежурству. Можно себе представить, какое впечатление произвели на Лену все эти новости. Питание начнется уже не с 8-ого, а только с 10-ого. А быть связистом, когда Лена едва держалась на ногах. Действительно, за последние дни Лена очень ослабла. Подняться теперь по лестнице на 4-ый этаж было теперь для нее делом весьма утомительным, требующим затраты последней энергии. На последнюю лестницу она едва вползала, цепляясь за перила. Если она выходила на улицу, а она старалась вообще выходить как можно реже, но уж если приходилось идти по улице, она старалась идти быстро, почти бегом, если идти медленно, ноги начинают заплетаться, того и гляди упадешь.

Из школы Лена сразу же пошла в столовую. Сегодня идти было особенно трудно. Лена шаталась как пьяная и часто спотыкалась и со стороны, вероятно, производила не особенно хорошее впечатление. В столовой народу было не так уж много. Лена договорилась со своей соседкой по очереди, у которой был пропуск, та обещала взять ей кашу. А через несколько минут пришла Нина, мама ее, оказывается, не ходила еще в столовую. Лена заняла очередь на выдачу. Нина взяла ей две лапши. Перед самым отпуском Лене удалось поменять одну лапшу на гороховую кашу. Нина взяла себе две лапши. Из столовой они побежали в эвакопункт, так как они, пока стояли в очереди, узнали от соседей, что эвакуация начнется с 10-ого, а быть может, и с 7-ого, а что записывать на выезд начали уже будто бы с 5-ого. Девочки воспрянули духом и с бьющимися от волнения сердцами прибежали на эвакопункт. Каково же было их разочарование. В помещении эвакопункта ни души, пустота, никаких объявлений, ничего. Лена пришла домой, поела немного холодной лапши и гороха, зажгла керосинку, сварила целую кастрюлю супа. Суп вышел на славу. Полкастрюли Лена съела, оставшуюся половину решила оставить на завтра. Она взяла два вторых из расчета завтра в столовую не ходить.

После обеда на Лену напала какая-то сонливость, апатия. Не хотелось двигаться, думать, что-либо делать. Даже трудно было пошевельнуть пальцем. Но Лена прекрасно понимала, что подходят горячие денечки. Если уж заговорили об эвакуации, значит, дело будет. Надо торопиться со сборкой. К тому же вчера вечером Лена была у Якова Григорьевича и они договорились, что 6-ого вечером он ей скажет, как насчет покупки мебели и др[угих] вещей, и если он решит купить, то они займутся этим в четверг 7-ого, у него в этот день выходной.

Сегодня вечером Лена пойдет к нему, заберет свою времянку и все узнает.

Яков Григорьевич просил, чтобы Лена отложила все то, что возьмет с собой, остальные тряпки сложила бы частью в сундук, частью в узел. И вот Лена, пересилив свою апатию, заставила себя двигаться, хотя это было очень трудно. Потом Лена почувствовала страшную жажду, суп был довольно соленый, и она нашла в себе силы спуститься за водой. Лена [в]скипятила чайник и в награду за свои труды напилась горячего крепкого чая. Впереди у Лены много дел. Ей надо устроить основательную стирку, ибо большая часть белья, которую она берет с собой, грязная. Потом надо штопать и шить.

10-ое мая. Вот дата, на которую теперь она возлагала столько надежд. Из школы она, конечно, решила теперь выписаться. Да, скоро, скоро она простится с Ленинградом. Лена слышала, что уже объявлена выдача масла. «Завтра, наверно, объявят сахар», — решила она и облизнулась от удовольствия, скоро она будет пить настоящий чай с конфетами и хлеб с маслом.

Завтра с утра Лена решила сбегать в эвакопункт, узнать все, потом совершить сделку с Яковом Григорьевичем, затем принести два ведра воды, напилить дров и устроить стирку. 8-ого к часу она пойдет в школу и выпишется оттуда, там же она встретится с Ниной и с ней договорится о дальнейших делах.

7-ого мая

Лена встала около 10-ти часов. Сперва она пошла в свой магазин и получила 90 гр. подсолнечного масла. Оттуда она прошла в эвакопункт. Там ей сказали придти 10-ого. Лена зашла в булочную, купила 300 гр. хлеба и вернулась домой. Только она приготовилась позавтракать, стук в дверь, из жакта прислали повестку. Лену вызывал военный комиссариат явиться к 11 часам на комиссию. Наскоро поев, так что крошки хлеба летели во все стороны, а масло попадало то на пол, то на пальто, Лена отправилась с этой повесткой в военкомат. Напрасно она ломала голову, стараясь догадаться, зачем ее вызывают и что это за комиссия.

В военкомате Лене объявили, что она мобилизуется в группу МПВО и предложили пройти в соседнюю комнату на санкомиссию. Лена так разволновалась, что, когда спросили ее имя и отчество, не смогла ответить ни слова и, как ни старалась сдержаться, в конце концов разревелась. Доктор стал ее успокаивать, что не стоит плакать раньше времени, что, быть может, ее уже из-за зрения забракуют. Лена ей ответила, что она не из-за этого, а потому что никак не может сдержаться. Вскоре пришел глазной врач, и Лена первая была им принята. Ее забраковали и сказали, что она свободна. Лена пришла домой, доела хлеб с маслом, разогрела суп и с удовольствием съела полторы тарелки супа, жирного, вкусного, а главное, горячего.

Она зашла к Якову Григорьевичу, но ей сказали, что он на работе. Лена села штопать чулки, как вдруг к ней в дверь постучали. Открыла, входит девушка, тоненькая, среднего роста, в очках, в коричневой меховой ушанке, в сапогах, одета в ватник и ватные штаны. «Ты узнаешь меня» — а сама улыбается. Лена взглянула, да ведь это Верочка, Вера Милютина, товарищ и друг моей мамы.

Лена впустила ее в комнату, усадила на сундук, сама села рядом. Вера пробыла у Лены недолго, но за это время как много они успели рассказать друг другу. Лена вкратце рассказала обо всем. О том, как они жили этой зимой, сперва втроем, потом без Аки. Потом умерла мама. Вера хорошо поняла Лену.