Ф.М. Том 1 - Борис Акунин

Все это способствовало главным образом и тому неожиданномуслучаю, через который теперь меняется, можно сказать, вся судьба наша. Узнай,милый Родя, что к Дуне посватался жених и что она успела уже дать своесогласие, о чем и спешу уведомить тебя поскорее. Это Петр Петрович Лужин,дальний родственник Марфы Петровны, которая многому в этом способствовала.Начал с того, что через нее изъявил желание с нами познакомиться, был какследует принят, пил кофе, а на другой же день прислал письмо, в котором весьмавежливо изъяснил свое предложение и просил скорого и решительного ответа.Человек он деловой и занятый, и спешит теперь в Петербург, так что дорожиткаждою минутой.

Разумеется, мы сначала были очень поражены, так как все этопроизошло слишком скоро и неожиданно. Соображали и раздумывали мы вместе весьтот день.

Человек он благонадежный и обеспеченный, служит в двухместах и уже имеет свой капитал. Правда, ему уже сорок пять лет, но он довольноприятной наружности и еще может нравиться женщинам, да и вообще человек онвесьма солидный и приличный, немного только угрюмый и как бы высокомерный. Он,например, и мне показался сначала как бы. резким; но ведь это может происходитьименно оттого, что он прямодушный человек, и непременно так. Например, привтором визите, уже получив согласие, в разговоре он выразился, что уж и прежде,не зная Дуни, положил взять девушку честную, но без приданого, и непременнотакую, которая уже испытала бедственное положение; потому, как объяснил он, чтомуж ничем не должен быть обязан своей жене, а гораздо лучше, если жена считаетмужа за своего благодетеля.

Пред тем, как решиться, Дунечка не спала всю ночь и,полагая, что я уже сплю, встала с постели и всю ночь ходила взад и вперед покомнате; наконец стала на колени и долго и горячо молилась пред образом, анаутро объявила мне, что она решилась.

Я уже упомянула, что Петр Петрович отправляется теперь вПетербург. У него там большие дела, и он хочет открыть в Петербурге публичнуюадвокатскую контору. Таким образом, милый Родя, он и тебе может быть весьмаполезен, даже во всем, и мы с Дуней уже положили, что ты, даже с теперешнего жедня, мог бы определенно начать свою будущую карьеру. Дуня только и мечтает обэтом. Мы уже рискнули сказать несколько слов на этот счет Петру Петровичу. Онвыразился осторожно и сказал, что, конечно, так как ему без секретаря обойтисьнельзя, то, разумеется, лучше платить жалованье родственнику, чем чужому, еслитолько тот окажется способным к должности (еще бы ты-то не оказался способен!).

Самое же приятное я приберегла к концу письма: узнай же,милый друг мой, что, может быть, очень скоро мы сойдемся все вместе опять иобнимемся все трое после почти трехлетней разлуки!

Уже наверно решено, что я и Дуня выезжаем в Петербург, когдаименно, не знаю, но, во всяком случае, очень, очень скоро, даже, может быть,через неделю. Все зависит от распоряжений Петра Петровича, который, как толькоосмотрится в Петербурге, тотчас же и даст нам знать.

Прощай, или, лучше, до свидания! Обнимаю тебя крепко-крепкои целую бессчетно.

Твоя до гроба

Пульхерия Раскольникова».

Заодно уж Разумихин взглянул и на конверт. Судя по штампу ипометке, письмо было получено на почтамте еще неделю назад, однако врученоадресату лишь позавчера. Дмитрий Прокофьевич хотел кликнуть Настасью, чтобывыяснить причину такой задержки, но здесь как раз подоспел момент, когда медикувздумалось поинтересоваться цветом раскольниковских белков. Это-то действие ивернуло больного в чувство.

Раскольников дернулся, испуганно уставился на протянувшуюсяк его лицу руку и рывком сел на кровати. Ему понадобилось несколько времени,чтобы прийти в себя, но совсем немного. Не прошло и полуминуты, как РодионРоманович совершенно взял себя в руки и даже усмехнулся.

— А, это ты, — молвил он. —Благодетельствовать пришел. Да с доктором.

На Зосимова при том не взглянул, лишь брезгливо отстранил отлица пальцы медика. Тот однако же нисколько не обиделся, а лишь,многозначительно поглядев на Разумихина, отошел в сторонку и весь последующийразговор наблюдал в позе стороннего научного наблюдателя, исследующегосостояние больного..

Говорившие, впрочем, тоже про него как бы забыли.

— Уж и в письмо нос сунул! — зло оскалилсяРаскольников. — Ты всегда был бесцеремонен. Ну и что думаешь?

— Я думаю, что в письме причина всей твоейлихорадки, — спокойно заметил на это Дмитрий и, сложив руки на груди,прислонился спиною к стене. Он понял, что ему лучше молчать — нужно датьтоварищу выговориться.

— Психолог! — фыркнул Родион Романович и схватилсяза голову. — Сестра отдает себя на заклание какому-то прямодушному ПетруПетровичу, только чтоб милый Родя мог начать свою карьеру! Что ж они из меняподлеца-то делают! И сами того не понимают! Да знаешь ли ты, до чего я в этидва дня…

Он недоговорил, потому что в проеме двери, так и оставшейсянеприкрытой, появилось новое лицо. Это был господин немолодых уже лет,чопорный, осанистый, с осторожною и брюзгливою физиономией.

Увидев, что все на него уставились, он слегка, с большимдостоинством поклонился и вымолвил:

— Лужин, Петр Петрович. Мне сказали, что в сей комнатепроживает Родион Романович Раскольников. Но может быть, я ошибся?

— Очень кстати, — покачал головой Разумихин,пристально разглядывая посетителя.

В темной, похожей на гроб каморке Раскольникова сей в высшейстепени респектабельный джентльмен смотрелся совсем не к месту. В одежде егопреобладали цвета светлые и юношественные. На нем был хорошенький летний пиджаксветло-коричневого оттенка, светлые легкие брюки, таковая же жилетка,батистовый самый легкий галстучек с розовыми полосками, и что всего лучше: всеэто было даже к лицу Петру Петровичу. Лицо его, весьма свежее и даже красивое,и без того казалось моложе своих сорока пяти лет. Темные бакенбарды приятноосеняли его с обеих сторон, в виде двух котлет, и весьма красиво сгущалисьвозле светловыбритого блиставшего подбородка.

— Да вы садитесь. — Разумихин показал на один изстульев. — Я Разумихин, его приятель. А вон сам Родион Романович.Нездоровится ему. Видите, доктор тут? Так что вы не очень к сердцу принимайте,что он вам наговорит. А впрочем…

И махнул рукой, потому что ничего хорошего от предстоящегообъяснения не ждал.

Петр Петрович, по-видимому заранее настроившийся играть рольблагодетельного посетителя трущоб, ничего этого не предчувствовал и пока лишьиспытал легкую неловкость от устремленного на него сверкающего взораРаскольникова, однако отнес эту странность на счет упомянутого нездоровья.