Матрица Скалигера - Вячеслав Лопатин

Так как источники ничего не говорят точно и определенно о тайных родственниках Ивана, то исследователи пытаются развивать другие версии. Самая распространенная следующая. Иван Грозный был сумасшедшим, и это все объясняет. Ничего не скажешь, та еще гипотеза! Но как же он таким стал? И как потом выздоровел? Историки с полной серьезностью расписывают, что когда Иван уезжал из Москвы, это был статный высокий молодец с ясным и острым взглядом, а когда он той же зимой вернулся в столицу с указом об учреждении опричнины, то все были поражены ― перед ними предстал сморщенный старик с выпавшими волосами и мрачным потухшим взором. Как это понимать? Ведь прошло всего два месяца, да и самому Ивану было каких–то 35 лет. А вот так и понимать ― обезумел и преобразился.

Тайная канцелярия была учреждена Петром для расследования так называемого дела царевича Алексея. Якобы тот организовал заговор с целью свержения отца и установления новых порядков. Нити заговора вели далеко за пределы царского окружения и объединяли многих противников существующего режима. Петр развернул грандиозный политический сыск и устроил террор похлеще ивановского. Царь лично принимал участие в пытках и жестоких казнях. Не пощадил он и сына. На следующий день после его смерти Петр закатил пирушку по случаю годовщины полтавской победы.

Смерть Алексея мало что изменила. Он еще долго оставался символом и знаменем тех, кто выступал против петровских порядков и реформ. Поэтому кровавые репрессии продолжались до самой кончины Петра. За свои душегубства народ прозвал Петра Антихристом, а историки ― Великим.

Хорошо известно, что Иван Грозный устроил центр опричнины в Александровской слободе, местечке в ста километрах севернее Москвы. Туда же он перебрался и сам. Там жил и оттуда управлял страной.

Пётр учредил Тайную канцелярию на основе Преображенского приказа в Москве и сразу же перенес её в Санкт–Петербург, новоиспеченную столицу. Когда Пётр закладывал город, он создавал его как город памяти Александра Невского, на месте, где тот одержал победу над шведами. Одним из первых начинаний Петра в области каменного строительства была закладка Александро–Невской лавры, куда Петр намеревался перенести прах святого князя Александра, что и было сделано уже после смерти Петра. Старейший проспект, Невский, создавался как раз как дорога к этому месту.

Александровская слобода, в которой жил Иван, в народе называлась Неволею. Якобы оттого, что она имела каменные стены и башни и хорошо охранялась. Неужели Московский кремль, когда там жил царь, в этом плане уступал какой–то крепостенке в глуши Клязьменских болот? Не есть ли эта Неволя просто искажением названия реки Невы, на которой находилась новая резиденция Петра?

Царевич Алексей был убит в Петербурге, а в Александровской слободе Иван Грозный во время ссоры убил сына Ивана. По сообщению П. Петрея, отец обвинил наследника в организации заговора.

1718 Казнь царевича Алексея и его приближенных 1575 Возрождение опричнины, казнь царского медика Елисея и всего нового правительства 144 1721 Петр становится императором России 1576 Иван снова становится царем Руси 144

О том, как Иван Грозный якобы уступил престол бывшему татарину Саин–Булату, я уже писал. Кстати, а где жил Иван, когда в Кремле сидел царь Симеон? А жил он на улице, которая хорошо соответствует теме данной таблицы, ― Петровка. В 1576 году Иван, «уволив» Симеона, воцаряется снова.

В честь заключения победного договора о мире со Швецией, послужившего концом Северной войны, правительство пожаловало Петру титулы императора и Великого. Из Петербурга празднование перешло в Москву, в которой для встречи государя были специально возведены триумфальные ворота. На них было два изображения: Ивана Васильевича и Петра Великого. Считается, что последний завершил балтийскую эпопею, начатую Иваном Грозным более чем за полтора столетия до этого. Невозможно поверить в то, что к торжеству привлекли столь отдаленную по времени фигуру, да к тому же еще и проигравшую свою «северную» войну. Поэтому делить свою победу Петр с Иваном никак не мог.

Всего скорее, речь идет об одном человеке в двух образах ― вчерашнего царя и нынешнего императора. А то, что у них при этом разные имена, так у нас к этому не привыкать ― все русские цари имели не одно имя. Например, отца Ивана Грозного звали Гавриил Тимофеевич, он же — Варлаам. В историю он вошел как Василий III Иванович. Тимофеевичем он, естественно, был потому, что Тимофеем звали его отца, более известного как Иван III Васильевич. И так далее*.

* О том, что у одного и того же правителя имя могло меняться в зависимости от его статуса, говорят некоторые письменные источники. Так, например, в «Истории о Великом княжестве Московском» можно прочитать следующее: «Гавриил силой захватил правление и назывался правителем и блюстителем государства при жизни своего двоюродного брата, по смерти же его он взял себе другой титул, велел короновать себя и назывался уж не Гавриилом, а Василием».

Кстати, понять, о ком здесь ведет речь автор, шведский дипломат начала XVII века Петр Петрей, можно в контексте им написанного, где он называет Гавриила сыном Ивана Васильевича Грозного. Если бы не знать, что Петрей под Иваном Грозным всюду имеет в виду не Ивана IV, а Ивана III, можно посчитать все это полной несуразицей. Но и понимая, что речь идет о сыне Ивана III Василии III, невозможно совместить описываемую историю с традиционной.

Так же трудно соотнести с общепринятой версией русской истории и его слова о том, что Москву сделал столицей Даниил Михайлович. Почему же Михайлович, если нас учат, что он был сыном Александра Невского? Далее, правда, автор «исправляется», но тут же пишет, что после Даниила «вступил на княжение сын его, Григорий Данилович Калита». Такого деятеля мы тоже не знаем, как не знаем и Димитрия Мономаха, который, по словам Петрея, известную одноименную шапку попросту отнял у крымских татар. О византийском императоре Константине Мономахе при этом ― ни слова.

Петрею вторит и его современник французский наемник Жак Маржерет, в чьем трактате «Состояние Российской империи и Великого княжества Московии» тоже достаточно нестыковок. Маржерет был начальником охраны русского царя и должен был знать, о чем пишет.

Не доверять иностранным источникам лишь на основе подобных, мягко говоря, неточностей мы не можем. Потому что с русскими документами ситуация нисколько не лучше, а ввиду их большего количества, можно сказать, ― и хуже. Все эти неувязки носят системный характер и указывают на то, что ни русской письменной истории, ни достоверных источников, на основе которых она могла быть написана позже, во времена Смуты просто не существовало. То, что в нашей истории есть Владимир Мономах или Иван Калита, является результатом лишь некоего соглашения, консенсуса, к которому пришли исследователи, работающие с противоречивым материалом.