Просто Маса - Борис Акунин

Очень странное лицо, даже без учета колористических экспромтов иконоскопа. Все детали, каждая по отдельности, мягко говоря не идеальны. Слишком высокий лоб, нечеткого рисунка брови, островатый подбородок, длинноватый нос. А общее впечатление — как от картины художника Врубеля «Царевна Лебедь». Взгляд не оторвешь.

На длинноватый нос Маса посмотрел с особенным вниманием. Для незрячих очень важны запахи. По ним составляется впечатление о собеседнике. Пожалуй, имеет смысл подышать ртом, чтобы эта преступная, но очень привлекательная женщина лучше ощутила аромат силы, храбрости, странствий и мужественного одиночества с привкусом тоски по тому, чего не вернуть.

Но Мари не стала жадно втягивать воздух, а недоверчиво качнула головой.

— Насчет изысканного аромата — может быть. Если же вас привлекает чувственность, обоняние должно было притянуть вас к столу, за которым сидят наши красавицы. Повернитесь на юго-восток и как следует принюхайтесь.

— Я не ценитель женщин-собак, которых можно подозвать свистом или подманить косточкой, — сказал Маса, рассматривая фигуру худосочной красавицы. Фигуры практически не было.

Мари задумчиво произнесла:

— У вас очень интересный голос.

А про очень интересный запах ничего не сказала, и Маса на всякий случай перестал дышать ртом.

— ...Весь день у меня было предчувствие, что нынче ночью что-то случится. Что-то прекрасное. Или ужасное, — тихо продолжила красавица, к которой очень подходило невежливое русское выражение «ни кожи, ни рожи», а все равно она была красавица, и этот парадокс, пожалуй, манил больше всего. — Может быть, это вы?

— Я, — сразу сознался Маса. — Я ужасно прекрасное к прекрасно ужасное.

— Вы позволите?

Легко и быстро, самыми кончиками длинных пальцев она пробежалась по его лицу, коснулась плеч, провела по рукаву, чуть задержалась на ладонях. Было немного щекотно и очень приятно.

Флирт слепых это так эротично, подумал Маса. Между нами возникла незримая связь, мы оба ее чувствуем. Как между охотником и дичью. Нет, как между хищником и добычей. Это самый интимный вид взаимоотношений. Потому что слопать кого-то, то есть поместить внутрь своей хары, процесс еще более интимный, чем любовное спаривание. Тем более — быть слопанной.

Но Мари, конечно, не подозревала, что ее скоро слопают. Улавливала только обычное женско-мужское притяжение, которого тоже хватало.

— Мне тридцать девять лет, — сказала она. Маса удивился, что так много, а потом удивился еще больше, ибо следующие слова были такие: — Я самая свободная женщина в Японии. Не соблюдаю условностей. Делаю, что пожелаю. Беру, что пожелаю. Хотите, я возьму вас?

И поднялась со стула, причем оказалась на полголовы выше и вдвое уже, чем Маса.

— Очень хочу, — быстро ответил он.

— Только одно условие: это я вас беру, а не вы меня. Будете безропотно повиноваться. Иначе — саёнара.

От этого условия он пришел в еще большее возбуждение. Ах, какая женщина!

Поклонился, хоть она и не могла это увидеть.

— Слушаюсь, госпожа.

— Тогда за мной. У меня здесь своя комната. Я иногда сплю в ней до утра. Давайте руку.

Как это было восхитительно! Загадочная, удивительная женщина вела одинокого ронина за руку в темноту, чтобы на время избавить от одиночества и подарить свою любовь, которая — можно не сомневаться — будет не похожа на любовь обычных женщин. Насколько все-таки лучше быть частным сыщиком, чем полицейским! Человек в мундире сейчас терзался бы тем, что нарушает устав и служебную этику, а у Масы никакого устава не было.

Они шли извилистым неосвещенным коридором. На стенах ни картинок, ни украшений, зато на каждом повороте висела маленькая клетка со сверчком, и все они стрекотали по-разному.

Платье у Мари было хоть и западное, но с совершенно японским декольте на спине. Ведь женская шея сзади — такое элегантное и соблазнительное зрелище. Придвинувшись, Маса поцеловал коротко стриженный затылок с нежными завитками.

— Делать только то, что я прикажу! — прикрикнула на него Мари, не оборачиваясь. — Еще одна вольность —  выставлю!

— Слушаюсь, госпожа.

— И помалкивать!

Ах, как это было волнующе! «Про банк мы с тобой потолкуем после, — мысленно сказал повелительнице Маса. — И тогда посмотрим, кто у нас тут распоряжается. Чем больше ты мне понравишься в постели, тем я буду с тобой милосердней».

Они вошли в небольшую комнатку, и постель в ней имелась. Узковатая, но крепкая, с железными решетками. На стене зачем-то висело бра.

— Ложись и лежи, — приказала Мари, переходя на «ты».

Он лег.

— Слышишь? — Позвякала наручниками. — Одолжила у наших красавиц.

Что ж, можно поиграть и в наручники, подумал Маса. В Японии, где женщины обычно так кротки, это вдвойне пикантно.

Она пристегнула его руки к изголовью. Потом вдруг сдернула очки, и всё вокруг почернело.

В комнате царила абсолютная тьма. Беспомощный и слепой, Маса лежал на спине, а быстрые, уверенные руки опасной женщины шарили по нему. Кролик полагал, что сейчас проглотит удава. Какая занятная игра!

Звякнула пряжка на ремне. С ронина спустили брюки — он приподнял таз, чтобы было удобней.

Вдруг она уже разделась? Какая жалость, что ничего не видно! Но не просить же включить свет.

Щелчок Словно подслушав желание, Мари включила бра. Лежащий зажмурился, но поскорее вновь открыл глаза.

Нет, красавица не разделась. Она склонилась над нижней, обнаженной половиной Масиного тела и что-то там рассматривала. Именно рассматривала, никаких сомнений! Глаза были прищурены, взгляд сосредоточен.

Она зрячая!

И смотрела Мари вовсе не туда, куда следовало, а выше, на живот.

Клиновидное лицо озарилось хищной улыбкой.

— Так и есть, я не ошиблась! Татуировка дракона!

* * *

ПУТЬ НОЧНОЙ. ПУТЬ ДНЕВНОЙ

Митиюки

Первую половину жизни Мари шла ночной дорогой, вторую половину — дневной. И сказать, какая из них лучше, непросто. Обе хороши, каждая по-своему.

Девочка появилась на свет слепой. Жизнь вокруг не была черной, она была темно-серой, иногда в этой мгле двигались какие-то смутные тени, но ведь и ночь, даже самая кромешная, не вполне темна. Существа, не приспособленные к дневному свету, отлично обходятся слухом, обонянием и осязанием. В их полунощном мире животные, полагающиеся главным образом на зрение, беспомощны. Нужно только оставаться в своей, неосвещенной половине — и будешь сильней.

Эту истину Мари открывала для себя постепенно. Помогло то, что она с самого рождения хорошо освоилась с одиночеством. У нее имелись старшие сестры, здоровые, и еще одна дочь, слепая, родителям была не нужна. Они охотно от нее избавились, отдали на попечение дедушке и потом появлялись редко, так и остались малознакомыми голосами.