Путь к характеру - Дэвид Брукс

На нее оказала сильное влияние книга Чарльза Хеннелла An Inquiry Concerning the Origin of Christianity («Исследование происхождения христианства»). Она приобрела ее в 1841 году, когда ей был двадцать один год. Хеннелл проанализировал все евангельские тексты, стараясь выявить, что из описанного можно считать фактами, а что — более поздними прибавлениями. Он сделал вывод, что нет достаточных доказательств ни Божественного происхождения Христа, ни его чудес, ни его воскрешения из мертвых и что Иисус был «благородным реформатором и мудрецом, которого превратили в мученика хитрые жрецы и жестокие солдаты».

В это время у Мэри Энн почти не было знакомых равного интеллектуального уровня, с которыми она могла бы обсуждать прочитанное. Она сожалела о нераздельности своих знаний: многое из того, что она узнавала, было не с кем обсудить.

Через некоторое время ей стало известно, что неподалеку живет младшая сестра Хеннелла Кара. Муж Кары Чарльз Брей, успешный торговец лентами, написал собственный богословский трактат The Philosophy of Necessity («Философия необходимости»), где утверждал, что вселенная управляется неизменными законами, данными Богом, но сам Бог не влияет непосредственно на происходящее в мире. Задача человека — выявить эти законы и с их помощью усовершенствовать мир. Брей считал, что следует меньше времени уделять молитве и больше — преобразованиям в обществе. Чарльз и Кара, умные, интеллектуальные, нестандартно мыслящие люди, вели необычную жизнь. Несмотря на то что они оставались в браке, Чарльз прижил шестерых детей с кухаркой, а у Кары были близкие, возможно, интимные дружеские отношения с Эдвардом Ноэлем, родственником Байрона, отцом троих детей и владельцем поместья в Греции.

Мэри Энн представила чете Бреев их общая подруга, вероятно, в надежде, что ее влияние вернет Бреев в лоно христианства. Если намерение было именно таким, то оно не увенчалось успехом. К тому времени Мэри Энн сама уже отходила от религии. Чарльз и Кара сразу увидели в ней родственную душу. Она проводила с ними все больше времени, наслаждаясь тем, что нашла равных себе по интеллекту. Они были не причиной, но катализатором ее отступления от христианства.

Мэри Энн постепенно начинала понимать, что неверие, в котором она все больше укреплялась, причинит ей немало бед. Разрыв с религией означал разрыв с отцом, с родными, со всем благопристойным обществом. Она отдавала себе отчет в том, что ей будет трудно найти мужа. В обществе того времени не было места агностикам. Но Мэри Энн отважно последовала зову сердца и разума. «Я хочу быть среди бойцов этого славного крестового похода, который стремится освободить Гроб Господень от узурпаторов», — писала она подруге.

Как понятно из этой фразы, даже отвергая христианство, Мэри Энн не отвергала дух религии. Она отказывалась от христианского учения и Божественной природы Христа, но не сомневалась, особенно в этом возрасте, в существовании Бога. Она отринула христианство из реализма, из неприятия абстрактных и фантастических объяснений, но не бесстрастно и не холодным рассудком. Она любила жизнь с такой страстью, что не могла смириться с представлением, что земной мир лишь второстепенный по отношению к иному миру, где действуют иные законы. Она чувствовала, что обретет благодать не через отречение, а через свой нравственный выбор — ведя благочестивую и строгую жизнь. Такая философия тяжким бременем легла на Мэри Энн и определила ее поведение.

В январе 1842 года Мэри Энн сказала отцу, что больше не будет ходить с ним в церковь. Он, по выражению одного из биографов писательницы, отгородился холодным и угрюмым гневом. В его глазах Мэри Энн не просто бросала вызов ему и Богу, а по собственной воле позорила семью и обрекала ее на общественное порицание. В первое воскресенье после заявления Мэри Энн ее отец пошел в церковь, а в дневнике сухо отметил: «Мэри Энн не ходила».

В следующие несколько недель жизнь под одной крышей с отцом превратилась в «священную войну», как выразилась Мэри Энн. Он с ней не разговаривал, зато нашел другой способ борьбы: просил друзей и родственников убедить Мэри, чтобы она снова стала ходить в церковь, хотя бы для приличия. Ее предупреждали: если она не вернется в церковь, то закончит жизнь в нищете и одиночестве. Но эти весьма вероятные пророчества ее не убеждали. Тогда отец обратился к священникам и людям науки, рассчитывая, что они убедят ее в том, что христианство — истинная доктрина. Те приходили со своими доказательствами и уходили побежденными. Мэри Энн давно прочла все книги, которые они цитировали, и знала, что ответить на их доводы.

Наконец отец решил, что семье нужно переехать. Раз Мэри Энн лишает себя малейшего шанса выйти замуж, нет нужды жить в большом доме, арендованном в расчете на то, что она создаст семью.

Мэри Энн пыталась снова начать диалог с отцом и написала ему письмо. В нем дочь прежде всего объяснила, почему не может оставаться христианкой; она говорила, что Евангелие для нее — это «истории, где правда смешивается с вымыслом, и, хотя я восхищаюсь и ценю то, что могло быть нравственным учением самого Иисуса, я считаю систему доктрин, по­строенную на обстоятельствах его жизни… бесчестящей Бога и губительной для счастья человека и общества».

Было бы верхом ханжества, объясняла она, приходить на молитву туда, где гнездится доктрина, которую она считает губительной. Она писала, что хотела бы и впредь жить вместе с отцом, но, если он считает, что ей следует покинуть дом, она обещает: «Я с охотой так поступлю, если вы этого желаете, и покину дом с глубокой благодарностью за нежность и доброту, которой вы меня неустанно одаривали. Я не стану жаловаться, а с радостью приму это справедливое наказание за боль, которую невольно вам причинила. Всякое содержание, которое вы мне хотели назначить для будущего, отдайте на свое усмотрение другим вашим детям, по вашему мнению более того заслужившим».

На заре взрослой жизни Мэри Энн не просто отвергала веру своей семьи. Она готова была выйти в мир, не имея ни дома, ни наследства, ни мужа, ни надежд на будущее. В конце письма она заверяла отца в своей любви: «В последнее свое оправдание я, оставшаяся без заступников, хотела бы сказать, что никогда не любила вас так, как люблю теперь, и никогда не стремилась следовать законам Создателя и исполнять свой долг так, как стремлюсь теперь, и сознание этого будет мне опорой, пусть даже всякое живое существо на земле отвернется от меня».

В этом письме, удивительном для юной девушки, проявляются многие черты, которые мир позднее увидит в Джордж Элиот: огромная интеллектуальная честность, горячее желание жить в согласии со своей совестью, поразительная храбрость перед лицом общественного давления, жажда закалять свой характер трудными решениями — и в то же время некоторый эгоизм, склонность ставить себя в центр собственной драмы, страстное желание быть любимой, даже если она подвергает эту любовь риску.

Через несколько месяцев Мэри Энн и ее отец пришли к компромиссу. Она согласилась ходить в церковь, но при условии, что отец и все остальные будут помнить: она не христианка и не верит в доктрину.

Казалось, что Мэри Энн капитулировала, но это было не так. Скорее всего, ее отец осознал, как жестоко отверг дочь, а Мэри Энн поняла, сколько в ее протесте было самолюбования, и устыдилась. Она призналась себе, что втайне наслаждалась пребыванием в центре городского скандала, и пожалела о том, что причинила боль отцу.