Деликатесы Декстера - Джеффри Линдсей

Мы объехали вокруг квартала и убедились, что все нам благоприятствует. Тихо и безопасно. Маленькие домики, чистенькие и хорошо освещенные, были застегнуты на все пуговицы, чтобы защититься от острых как бритва клыков ночи.

Мы поехали дальше. В четырех кварталах отсюда стоял дом с мусорным контейнером, устроившимся в его заросшем дворе. Именно это мы и искали. В окнах соседних домов света не было, за исключением одного, расположенного в двух домах от него. Место выглядело спокойным, и дом с мусорным контейнером идеально подходил для наших целей — закрытый, пустой, ожидающий, что к нему придут с новыми мечтами и стремлениями. И он скоро дождется, хотя мечты будут не слишком радужными. В квартале отсюда мы нашли сломанный фонарь и припарковались под ним, рядом с кустами. Мы медленно выбрались из машины, наслаждаясь предвкушением приятных хлопот по подготовке правильного окружения для того, что должно произойти. И оно произойдет очень скоро…

Задняя дверь пустующего дома была скрыта от любопытных глаз, и она быстро без единого звука открылась. Дом оказался пуст и темен, за исключением кухни, где окно в крыше позволяло потокам лунного света литься на разделочный стол, и когда мы обнаружили это, шепот в нашем подсознании превратился в восторженное пение. Добрый знак, эта ночь — для нас, все так и должно быть. Эта комната — идеальное место для нашего дела, и словно для того, чтобы еще больше подчеркнуть, будто все к лучшему в этом худшем из миров, на столе мы увидели наполовину полную коробку мешков для мусора.

Теперь надо было торопиться — время не ждет, но и аккуратностью нельзя жертвовать. Разрезав швы мусорных пакетов, мы превратили их в пластиковые полотнища и аккуратно застелили ими разделочный стол, пол вокруг него, стены поблизости — все, куда могла долететь отвратительная красная капля, оставшаяся незамеченной в пылу игры. Вскоре комната оказалась готова.

Мы набрали в грудь воздуха. Мы тоже готовы.

Короткая прогулка до маленького желтого домика. Руки у меня свободны, сейчас мне ничего не требуется, за исключением небольшой петли из лески, рассчитанной на пятидесятифунтового тунца. Идеальная вещь, чтобы заставить следовать за собой, к примеру, непослушного товарища по играм. Тихий свист — и они чувствуют, каклегкая и мощная петля укладывается у них на горле. Они так удивляются, когда она начинает говорить с ними и произносит: «Пойдем с нами. Пойдем и узнаем, на что ты способен». И они идут, поскольку у них нет другого выхода. А мир вокруг становится темнее, свет меркнет, и свой последний вздох они сделают, корчась от боли, но не раньше и не позже, чем мы захотим этого.

Но если он будет слишком сильно извиваться или вздумает дышать, а не начнет в ужасе прислушиваться к безумному ритму собственного сердца, тихий шепот нейлоновой петли предупредит: «Видишь? Мы отняли у тебя голос и дыхание. А очень скоро отнимем и еще многое, очень многое. Мы заберем у тебя все и ввергнем обратно в прах и тьму, а кроме того, в несколько аккуратных мусорных пакетов».

При этой мысли наше дыхание участилось, и мы ненадолго остановились, чтобы успокоиться, позволить ледяным пальцам ночи расслабить напряженные нервы и подготовить их к первым осторожным мгновениям наслаждения.

Собраться: еще один вдох, и мы станем холодными и уверенными, обретем предельную ясность мысли и позволим иметь значение для нас только одному несомненному факту — это случится. Сегодня. Сейчас.

Наши глаза распахиваются навстречу пейзажу, состоящему из теней, и мы с ледяным спокойствием и готовностью ко всему осматриваем каждый островок темноты в поисках движения, в поисках самого незначительного признака, говорящего о том, что за нами наблюдают. Мы не видим никого — ни животное, ни человека, ни другого такого же, как мы. Никто не шевельнулся во тьме, мы — единственные, мы вышли на охоту сегодня ночью. Так и должно быть. Мы готовы.

Один осторожный шаг за другим, вокруг квартала назад, к скромному желтому домику, мы идеально делаем вид, будто просто прогуливаемся. Мы осторожно проскальзываем мимо и прячемся в кустах у соседнего дома. Мы ждем. Ни один звук не пытается нам помешать, ничто не движется поблизости и не затаилось вместе с нами. Мы одни, мы сокрыты, мы готовы и подбираемся ближе — тихо и осторожно, а вот и выцветшая желтая стена. Мы глубоко вздыхаем и превращаемся в безмолвную тень среди теней.

Еще ближе, так же тихо и осторожно, все идет как нужно, и вот мы уже у задней двери «мустанга».

Мы открываем замок — презренная маленькая тварь не сделала ничего, чтобы усложнить нам задачу, — тихо и осторожно скользим на заднее сиденье. Мы растворяемся в темноте на полу машины и ждем.

Секунды, минуты — время идет, и мы ждем. Ожидание — это легко, естественно, это неотъемлемая часть охоты. Мы тихо и размеренно дышим, реальность вокруг нас свернулась холодными кольцами в ожидании того, что должно произойти.

И оно начинается.

Крик в отдалении. Дверь открывается, и мы слышим конец долгого спора.

— Адвокат сказал, так надо! — говорит он своим мерзким голосом. — А сейчас я на работу, ясно?

Он захлопывает дверь и поспешно идет к «мустангу». Он что-то бормочет своим гнусным голоском, пока открывает дверь и запрыгивает на водительское сиденье. Когда он включает зажигание и запускает мотор, тени позади него извергают темную фигуру, и мы быстро и бесшумно накидываем ему на шею нейлоновую петлю, которая отнимает у него способность мыслить и дышать.

— Молчи и не двигайся, — произносим мы жутким голосом другого. Он дергается и замирает как статуя. — Слушай внимательно, делай, как мы говорим, и проживешь немного дольше. Ясно?

Он судорожно кивает. Его глаза вытаращены от ужаса, лицо постепенно синеет от нехватки воздуха. Мы показываем ему, как это — не иметь возможности дышать, маленький экскурс в его ближайшее будущее, в его приближающуюся вечность бескрайней тьмы, где уже не будет места дыханию.

Мы слегка усиливаем натяжение, просто даем понять, что мы можем потянуть намного сильнее, тянуть, пока все не закончится прямо здесь и сейчас. Его лицо становится еще темнее, глаза начинают вылезать из орбит и наливаются кровью…

…и мы возвращаем ему способность дышать, разжимаем руку и позволяем петле немного ослабнуть. Совсем ненадолго, только для того, чтобы его пересохший рот смог глотнуть немного воздуха. И мы вновь затягиваем петлю, лишая его способности дышать и говорить.

— Ты принадлежишь мне, — говорим мы ему, и в нашем голосе нет ничего, кроме холодной правды.

Он осознает, какое будущее его ожидает, и на секунду забывает, что не может дышать. Он вскидывает руки, и мы усиливаем натяжение.

— Довольно, — приказываем мы, и наше ледяное шипение тут же останавливает его.

Мы ввергаем его гадкий маленький мирок во тьму. На этот раз ненадолго, так, чтобы, когда мы ослабим натяжение петли, у него появилась надежда. Крохотная, хрупкая надежда, сотканная из лучей лунного света, надежда, которая проживет ровно столько, сколько он будет оставаться послушным и тихим, до тех пор пока не затихнет навечно.