Сезон прогулок босиком - Сьюзен Мэллери

Изабелла выглядела раздраженной, а Мишель, казалось, подыскивала следующий вопрос. Карли подошла ближе.

– Ты записываешь первый и последний чеки? Ставишь номера? – спросила она.

Изабелла мрачно посмотрела на нее, потом повернулась к Мишель, ясно давая понять, с кем хочет говорить.

– Номеров нет. И это никогда не было проблемой. Почему ты спрашиваешь?

– Ты фиксируешь все заказы? – спросила Карли. – Ты единственная, у кого есть доступ к кассе?

Изабелла поджала губы. На щеках появились пятна.

– О чем ты говоришь? – Она повернулась к Мишель и сверкнула глазами. – Карли что, мой новый босс? Почему она так разговаривает со мной? Я думала, что работаю на тебя, а не на нее.

Теперь обиделась Карли:

– Мы обнаружили непонятные вещи с ресторанными чеками.

Изабелла вытаращила глаза:

– Вы обвиняете меня в том, что я ворую? Я бы никогда этого не сделала. Я просто закрываю кассу, как и всегда. – У нее задрожали губы. – Поверить не могу. Что она такое говорит? Я хорошо работаю. Спроси у Дамарис. Мы честно работаем у тебя, Мишель. Заботимся об отеле.

Карли хотела добавить, что делает то же самое, но промолчала. Сейчас это было неважно. Проблема была в отсутствующих чеках.

– Я знаю, что это правда, – сказала Мишель. – Извини. Зря я затеяла этот разговор.

– Что? – возмутилась Карли. – Ты извиняешься? Кто-то ворует, а ты извиняешься?

– Это не Изабелла.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я знаю Дамарис. – Она похлопала Изабеллу по руке. – Иди проверяй ребрышки.

Изабелла кивнула и поспешила прочь.

Карли подождала, когда та отошла на достаточное расстояние.

– Ты с ума сошла. Она заявляет, что это не она, и ты ей веришь? Просто так? А если она врет?

– Нет, не врет.

– О, замечательно. Твой военный опыт помогает тебе судить о людях? Изабелла только что призналась, что у нее одной есть доступ к кассе.

– Это тебе не банковское хранилище, – огрызнулась Мишель. – Есть ключ, который нужно повернуть. Вот так. Это может сделать кто угодно.

– Может, один раз. Но ты говоришь, что чеков не хватает регулярно. Если это кто-то делал, как Изабелла могла не заметить?

– Могла, если официантки уничтожали чеки гостей, которые платили налом. Если гость оставляет деньги и не требует сдачу, следов не остается. Когда заказ выполнен, копия чека просто выбрасывается.

– Значит, нужно внести изменения в такой порядок. Ввести учет чеков. Выписывать их и гасить. Еще нумеровать, и тогда будет легко определить, какие чеки были использованы, а деньги не поступили.

Мишель посмотрела на воду залива, потом на отель.

– Это не Изабелла. Дамарис никогда бы не позволила ей вредить мне.

– Тогда мы не обидим ее, если наведем порядок с чеками и балансом.

Конечно, надо было бы сказать Мишель, что бизнес есть бизнес и чьи-то чувства здесь неважны. Но общепринятые правила не действовали, если речь шла о Дамарис.

– Хочешь, чтобы я этим занялась? – спросила Карли.

– Нет, я сама, – ответила Мишель и снова посмотрела на отель. – Лучше, если это будет исходить от меня.

– Только не прояви слабину, – сказала Карли. – Действуй жестче, чем сейчас.

Мишель даже не взглянула на нее.

– У всех бывают осечки.

В половине третьего в понедельник уехали последние гости. Карли стояла на крыльце и глядела, как за поворотом скрывается последний автомобиль, а потом подчинилась усталости и рухнула в плетеное кресло.

С утра она уже организовала экскурсию по городку, продумала маршрут для супругов, возвращавшихся в восточную часть штата Вашингтон, выписала уезжавших гостей, сделала уборку не в одном и не в двух, а в трех номерах и подтвердила заказ на постельное белье. Мишель вышла на дневную смену в сувенирной лавке, так что и ей было не расслабиться.

Они были на ногах с пятничного утра; отель заполнили гости, наслаждавшиеся редкой солнечной погодой в длинный уик-энд. Накануне позвонила одна из горничных и сообщила о проблемах с автомобилем; это означало, что, помимо обычных забот, Карли убирала в воскресенье десять номеров. У нее ломило спину и болели ноги. Больше всего она мечтала принять ванну и проспать десять часов в своей постели.

В пять она заберет Габби и выслушает рассказ о том, как дочка провела день. Хорошо бы она как следует напрыгалась там и устала, тогда они обе лягут спать в восемь.

– Надо двигаться, – пробормотала она, надеясь, что к ней вернутся силы. Где-то часа в четыре прибудут новые гости. Но вместо этого она откинула голову на подушки и вздохнула. Неудивительно, что гости любили тут сидеть вечерами. Так приятно.

Она сбросила туфли и положила ноги на оттоманку. Глаза закрылись сами собой. Она слышала крики журавлей и далекий смех. Мускулы расслабились. Она поплыла куда-то, поплыла…

Что-то мягкое и теплое коснулось ее губ.

«Поцелуй», – лениво подумала она. Вдохнула запах мяты и солнца, понимая, что не хочет открывать глаза, что ей хорошо вот так и лучше уже не будет.

Поцелуй продолжался, он сделался чуть настойчивее. Но теперь она поняла, что не спит – и это не сон. Какого черта?

Она открыла глаза и увидела перед собой Сэма.

– Эй, Спящая красавица, – проговорил он с усмешкой. – Нельзя так соблазнять мужчину.

Она раскрыла рот, но тут же закрыла, поняв, что онемела от удивления. Хотела отпрянуть, но ей мешала спинка кресла.

Сэм немедленно выпрямился и выставил перед собой ладони.

– Прошу прощения. Я не хотел тебя смущать. Все нормально?

Она ощущала возбуждение в местах, которые не видели ласки много лет, с середины беременности. Это считается нормальным?

– Все о’кей, – пролепетала она.

Он стоял перед ней, словно хотел в этом убедиться.

– В самом деле, – сказала она более твердым тоном. – Это было неожиданно.

Она улыбнулась и добавила:

– Но приятно.

Сэм покачал головой.

– Ответ не принят. Никакому мужику не хочется услышать, что он «приятный».

Она улыбнулась шире.

– «Приятный» – это все, что у меня есть для тебя.

– Проклятие. – Он сел в кресло рядом с ней. – Ты меня убиваешь. И сама это знаешь, верно?

– Извини.

– Как прошли выходные? – поинтересовался он.

– В хлопотах. Отель был полон. Начинается летний сезон. Теперь до самого Дня труда[11] будет настоящее безумие. Но хорошее безумие. Мы должны заработать столько, чтобы продержаться в скудные зимние месяцы.