Глубина - Алма Катсу

– Помешалась? Прошло всего три дня. Ты же не всерьез подозреваешь стюардессу…

– А кого еще? – Они оба глянули на кресло, в котором обычно сидела няня. – Мы не знаем, что мисс Хеббли делает, когда она здесь одна. И должна сказать, Марк, я возмущена тем, что ты встал на сторону стюардессы.

– Это нечестно. Я не встал ни на чью сторону…

– Считаешь, что я дура? Я видела, как она ходит за тобой хвостом, как преданная собачонка. А ты и ничем не препятствуешь. Думаю, тебе нравится такое внимание.

Вот теперь ей удалось: она ухитрилась наконец его разозлить. Она становилась все больше похожей на Лиллиан, если это было возможно. Марк резко вскинул голову, и ему словно силой пришлось удержаться, чтобы не броситься на Кэролайн. Он затрясся на месте, держа руки на поясе халата.

– Скажи мне, где ты был прошлой ночью.

– Сказал же, не мог уснуть. Ходил по коридорам.

– Тебя кто-нибудь видел?

– Чтобы подтвердить мои слова? Для этого тебе нужны свидетели? – Марк глухо рассмеялся. – Было уже поздно. Большинство людей спали. Наверное, по пути мне мог попасться кто-то из экипажа… Потом я увидел мисс Хеббли. У нее случилось несчастье. Она промокла до нитки, и я помог ей вернуться в каюту.

– Несчастье? Какое несчастье?

Марк нес какую-то бессмыслицу.

Он застыл.

– Прости… Она попросила, чтобы я не рассказывал.

Кэролайн зарычала.

– Как удобно, даже смешно! Боже мой, Марк. Вот честно, какой реакции ты от меня ждешь?

– Я жду, что ты, как моя жена, будешь верить в мои слова.

Перед ней как будто стоял чужой человек. Пальцы Кэролайн подрагивали от желания принять очередную дозу лекарства – нервы горели огнем. Однако она была не в настроении выслушивать мнение Марка по этому поводу.

Ей пришло в голову, что, наверное, это не Марк чужой человек. А она сама. Ее изменили несколько этих коротких дней на корабле. Захватили ее. Может, она сошла с ума.

– Мне просто… нужно побыть одной. Поговорим позже.

Кэролайн оставила Марка стоять в халате, с разинутым ртом. И, обхватив прохладную, твердую ручку ладонью, закрыла дверь за собой.

Ссору было слышно аж на парадной лестнице.

Уильям Стед глубоко вздохнул, прежде чем войти.

Он не мог дождаться окончания путешествия. Вины корабля в том не было – это была прекрасная машина, столь хорошо построенная, настоящая вершина мастерства, – но его несчастье состояло в том, что он оказался заполнен столь неприятными людьми. А несчастье Уильяма Стеда – в том, что нет возможности их избежать. Он пришел в кафе «Паризьен» на завтрак, и они все уже собрались там за плетеным столом. Асторы и Дафф-Гордоны. Невыносимый развратник Гуггенхайм, пахнущий свиданием с той француженкой, которую он привез с собой и держал в отдельной каюте, как будто никто не догадывался о его небольшой интрижке. Рядом с ним только что села Кэролайн Флетчер.

Когда Стед приблизился к столу, Астор подозвал стюарда, и тот мгновенно к ним подскочил. Персонал, должно быть, следил за Астором, куда бы он ни пошел, чтобы ему не пришлось терпеть ни секунды нужды.

– Нам понадобится еще один стул.

Стюард так спешил с этим стулом, будто Стед был дедушкой-инвалидом. Стед мрачно уселся.

Астор бросил на него взгляд, решая, стоит ли к нему обратиться.

– Мы обсуждали сегодняшнее мероприятие. Планируете присутствовать?

– Мероприятие?

Стед впервые об этом слышал, но, с другой стороны, он стремился избегать мелких развлечений. Его ждала работа: передовица, которую он обещал написать для «Пэлл-Мэлл». Речь, которую он намеревался произнести в Теософском обществе в Нью-Йорке через несколько недель после своего приезда.

– Капитанский бал, – ответил сэр Космо Дафф-Гордон.

– Стоило назвать его Исмейским, и дело с концом. Уверена, за всем стоит именно он. Хочет отметить первый рейс чем-нибудь эдаким, – подала голос леди Дафф-Гордон.

– Бесплатная реклама для вас, нет? Представляю, как вы зададите стандарт нарядов. Дамы выстроятся в очередь за вашей следующей коллекцией, – произнес Гуггенхайм.

– Неисправимый капиталист! – рассмеялась Люси. – Сделаю все, что в моих силах, дабы ослепить публику.

Стед сдержал насмешку. Непомерно дорогие тряпки для женщин, у которых слишком много денег и слишком мало скромности, – лишь очередной из множества недостатков общества. Да уж, капитализм. Скорее алчность и легкомыслие.

Леди Дафф-Гордон повернулась к Кэролайн; та как раз начала грызть последний оставшийся кусочек тоста. Тарелка в центре стола была выскоблена дочиста; завтракали, судя по всему, икрой и яичницей-болтуньей. Голубые узоры на фарфоре пересекали полосы сметаны.

– Среди нас есть еще одна модница. Вы уже выбрали наряд на вечер?

Кэролайн опустила тост и слабо улыбнулась.

– Я что-нибудь придумаю. Мой полный гардероб в трюме, так что возможности немного ограниченны. И я не могу найти любимый браслет… Искала его все утро.

Астор внезапно насторожился.

– Миссис Флетчер, вы уверены, что его не украли?

– Украли?

– По первому классу прокатилась волна краж, Кэролайн, – произнесла его жена, Мадлен. – Разве ты не слышала?

– Ну, будет вам, – встрял Стед. – Волна? Звучит малость чересчур. Давайте не будем спешить с…

– Это случилось и со мной тоже! – провозгласила Люси. – Я и не знала, что краж целый ряд. Но уверена, кто-то украл мое кольцо с опалом и бриллиантом. Единственное в своем роде. Невосполнимая потеря. Я надела его, когда мы поднимались на борт!

Ну конечно, Стед его помнил: она так им хвалилась, что на корабле не осталось ни души, которая не видела бы это кольцо. С тем же успехом она могла прямо попросить, чтобы ее ограбили.

– А я думала, что такое приключилось только со мной, – Кэролайн оглядела собравшихся за столом. – У меня тоже не хватает нескольких вещиц. Ничего столь же ценного, как ваше кольцо, но мне они тем не менее дороги как память.

– Персонал вы, конечно, не подозреваете, – рассудил Гуггенхайм. – Было бы безрассудно красть, когда они привязаны к кораблю без возможности скрыть улики.

– Преступники обычно не из тех, кто думает наперед, м-м? – Астор поболтал шампанское в бокале, выпуская его аромат. Стед наблюдал за золотистым вихрем в лучах утреннего солнца. Он не понимал, как люди могут вливать в рот столько яда, особенно в такой час. Да еще и с таким удовольствием.

Стед сделал суровое лицо, которое приберегал для выступлений на публичных мероприятиях в качестве знаменитого редактора, живой легенды.