Враги - Дмитрий Шидловский

— Мы подчиняемся партийной дисциплине, — вздохнул Круг. — Но предстоит еще пленум ЦК. Вы будете на нем?

— Конечно, — кивнул Павел.

— Хорошо, — буркнул Харитонов. — Хотя в душе я все же против.

Проводив гостей, Павел вернулся в кабинет и рухнул в кресло. Предстояло еще написать речь для выступления на пленуме ЦК ИКП(б), но мысли о только что состоявшемся разговоре, крутившиеся в голове, не давали сосредоточиться.

«Тяжело убеждать людей, — думал Павел. — Да я и сам долго колебался, но историческая целесообразность есть историческая целесообразность. В тридцать втором году в Германии коммунистам придется войти в союз с фашистами… А зачем, собственно? Оттолкнули социал-демократов и сгинули в фашистских концлагерях. Смысл? Может, планировалась социалистическая революция и с помощью фашистов хотели устранить оппортунистов-эсдеков? Нет, ситуация была такова, что коммунисты самостоятельно победить не могли. Что за бред? Ведь тогдашняя компартия Германии действовала в русле политики товарища Сталина. Неужели Сталин мог хотеть победы Гитлера? Зачем? А затем, чтобы сыграть на противоречиях врагов. Психопат Гитлер заварит мировую войну, ослабит и Германию, и другие буржуазные государства, и тут в качестве освободителя в Европу придет Красная армия.

Вот это открытие! Выходит, ни фашистского режима, ни Второй мировой могло бы и не произойти, если бы Сталин дал указание Коммунистической партии Германии на союз с социал-демократами против нацистов! Невероятно? Это раньше я мог думать, что подобное невероятно. А теперь именно такими методами сам действую в Северороссии. Так почему же я считаю Сталина глупее или слабее меня? Ужасно? Нет, это самый короткий путь к всемирному социалистическому государству. Новый мир всегда рождается в крови и муках. Не много ли моральных допусков я совершаю на пути к своей цели? Нет. Я точно знаю, что коммунизм — это светлое и доброе общество, будущее всего человечества. Это то общество, в котором я хочу жить и в котором должны жить мои дети. Я не колеблясь отдам за него жизнь и уж точно сокрушу любого врага».

Он решительно поднялся и направился к рабочему столу.

* * *

Майское солнце еще не показалось из-за горизонта, лишь подсветив кучевые облака на востоке, когда на окраине Вологды защелкали первые выстрелы. Начальник Вологодского ГубЧК Озалс откинул одеяло, вскочил на ноги и, приблизившись к окну, весь обратился в слух.

Дверь кабинета открылась, и на пороге возник его помощник Василий Иванов.

— Товарищ Озалс, — встревоженно проговорил он, — в городе перестрелка. Что будем делать?

— Пошли кого-нибудь узнать, что там происходит, — буркнул Озалс, выговаривая русские слова с сильным акцентом.

— Уже, — кивнул Иванов. — Наверное, это кулацкие банды, те, что были замечены вчера в районе Селиванове, пытаются прорваться в город. Не думаю, что войска Оладьина смогут подойти сюда раньше, чем через две-три недели.

— Надеюсь, — проговорил Озалс, подпоясываясь широким кожаным ремнем и надевая кобуру с маузером. — На всякий случай пусть спецрота займет позиции в здании Губчека. И прикажи всех заключенных в тюрьме вывести во двор и установить там пулеметы. Пускайте в расход всех, если бандиты будут прорываться в город.

— Ясно, — кивнул Иванов и исчез в дверях. Озалс покрутил ручку телефонного аппарата на рабочем столе и закричал в трубку:

— Алло, барышня! Озалс у аппарата. Соедините меня со штабом РККА.

Однако на том конце провода царило молчание. Через пять минут Озалс уже хотел прекратить бесполезные попытки связаться по телефону с командующим войсками Вологодского фронта товарищем Пряниковым, когда в трубке раздался басовитый мужской голос:

— Слушаю.

— Кто у аппарата? — растерялся Озалс.

— Боец Кузнецов, — последовал ответ. — Барышни отошли, из охраны я. Вам кого?

— Передайте им, что будут привлечены за саботаж, — возмутился Озалс. — Соедините меня со штабом РККА, с товарищем Пряниковым.

— Сей момент, — отозвался неведомый Кузнецов.

Однако «сей момент» не получилось. Только через минуту в трубке раздался характерный щелчок, свидетельствующий о соединении. Еще через две минуты в ней зазвучал незнакомый голос, явно принадлежащий молодому человеку:

— Слушаю.

— Это начальник Губчека Озалс, — снова представился уже доведенный до белого каления чекист. — Мне срочно нужен товарищ Пряников.

— Здравствуйте, господин Озалс, — самым приветливым голосом отозвался собеседник. — Унтер-офицер Пряников, увы, к аппарату подойти не может. Занят.

— С кем говорю?! – взревел Озалс.

— Полковник Татищев, к вашим услугам, — ответил голос в трубке. — Штаб РККА, вокзал, почта, телеграф и телефон уже в наших руках. Мои ребята как раз сейчас заканчивают обезоруживать гарнизон. Вам же я рекомендую сложить оружие и выйти с поднятыми руками. Если не ошибаюсь, майор Колычев будет у вас с минуты на минуту.

— Что?!

Бросив трубку на рычаг, Озалс выхватил из кобуры маузер и рванул в приемную. Теперь он уже отчетливо слышал, что редкие хлопки выстрелов раздаются в городе со всех сторон. Распахнув дверь, он шагнул из кабинета и тут же рухнул ничком на пол, подсеченный умелой подножкой. На него навалились сзади, быстро и умело выкрутили руки. Голос с сильным китайским акцентом произнес:

— Большая птица взяли. Веди к майору.

Через несколько часов связанный и обезоруженный Озалс был доставлен в бывший штаб РККА, на входе в который дежурили теперь солдаты в форме североросской армии. Его провели в бывший кабинет командующего фронтом, где за столом, который еще вчера занимал товарищ Пряников, сидел молодой человек в форме североросского полковника.

— Здравствуйте, господин Озалс, — поднял он глаза на пленного. — Я полковник Татищев. Рад, что мы познакомились… именно при таких обстоятельствах.

— Сволочь! — выпалил Озалс. — Ничего, скоро наша возьмет. Всех вас перестреляем.

— Кстати, о расстрелах, — с угрозой произнес Алексей, придвигая к себе стопку бумаг. — Сегодня в гимназии, которую вы переоборудовали в тюрьму, никого расстрелять не успели. Но вот передо мной списки расстрелянных за последние дни. Слушай, ладно бы там были одни бывшие царские чиновники, полицейские и офицеры. Хотя, если они не подались ни к нам, ни на юг, вряд ли они хотели воевать против вас. Но врачи, учителя, адвокаты, инженеры, банковские работники, мелкие чиновники, священники! Они-то вам чем мешали? Члены их семей вам чем мешали? Самому молодому из расстрелянных тринадцать, самому старшему — восемьдесят два. Слушай, Озалс, вы вообще люди?

— Мы люди нового мира, того, который придет на смену вашему, буржуазному, прогнившему, — глядя на белогвардейца, проговорил Озалс. — Ну, буржуй, не томи, спрашивай, чего надо. Только знай: ничего я тебе не скажу.

— Да не нужны мне твои штабные секреты, — спокойно отозвался Алексей. — Ваши бумаги и архив мы взяли полностью, так что здесь вопросов у меня нет. Но я понять хочу. Неужели можно бороться за счастье человечества, это самое человечество расстреливая и загоняя в концлагеря? Как это укладывается в ваших большевистских мозгах? Ведь я вижу, вы сами во все это верите. Неужели вы действительно думаете, что можно построить справедливое и счастливое общество на крови?