Флэшмен на острие удара - Джордж Макдональд Фрейзер

— Я знал, что нам нужно быть настороже! — воскликнул он. — Я знал! Но даже представить себе не мог… Это настолько ужасно! — Ист всплеснул руками и заходил по комнате. — Мы должны придумать хоть что-нибудь! Надо бежать, любой ценой! Наши в Севастополе должны узнать об этом. Там Раглан, он главнокомандующий… Если мы сообщим ему, и в Лондон… У них будет время, хотя бы для подготовки. Послать войска… усилить гарнизоны на границе… может даже, устроить экспедицию в Персию, или в Афганистан…

— Времени нет, — говорю я. — Ты же слышал: семь месяцев с сегодняшнего дня, и они будут на границе Пенджаба с тридцатью тысячами штыков, и одному Богу известно, с каким количеством афганцев, готовых грабить и убивать. Нужен месяц, чтобы вести дошли до Англии, вдвое больше потребуется, чтобы собрать армию — если такое возможно, в чем я сомневаюсь, и еще четыре месяца уйдет на ее переброску в Индию…

— Но этого как раз хватит! — кричит Скороход. — Если только у нас получится сбежать, причем немедленно!

— Не получится, — говорю я. — Это невозможно.

— Надо, чтоб получилось! — твердит он. — Ну-ка, глянь сюда, — Ист достал из своего стола книгу — ею оказался своего рода атлас или учебник географии, напечатанный по-русски — при виде этих жутких букв мне всякий раз приходят на ум магические заклинания, вызывающие дьявола. — Вот карта. Теперь смотри: с помощью обрывков сведений и умозаключений я вполне точно определил, где мы находимся, хотя Староторск на этой карте не указан — слишком мал. Но по моему убеждению, он располагается здесь, вот в этой пустой области — милях приблизительно в пятидесяти от Екатеринослава и в тридцати от Александровска. Я был удивлен — мне казалось, что это должно быть существенно дальше в глубь страны.

— То же могу сказать и о себе, — говорю я. — А ты совершенно уверен? Мне показалось, это у черта на рогах, так долго ехать пришлось.

— Ну, еще бы! У них всегда так — ничего не делается напрямую, должен сказать. Беспорядок, кутерьма, хаос — это для них как «Отче наш»! Но гляди же — от северной оконечности Крыма нас отделяет не более ста миль; то есть между нами и Рагланом — около пары сотен!

— И пара русских армий, — вставляю я. — И в любом случае, как нам улизнуть отсюда?

— Украдем ночью сани. И лошадей. Если будем двигаться быстро, сумеем менять коней на почтовых станциях, главное — держаться впереди погони. Ну разве ты не видишь — это же возможно! — глаза Иста яростно сверкали. — Игнатьев именно это и планировал на наш счет! Боже, какая досада, что его не поддержали! Только подумай — если бы ему развязали руки, он помог бы нам бежать, снабдив ложной информацией, и понятия не имел, что мы располагаем подлинной! Эх, какое невезение!

— Да, они ему отказали, — качаю головой я. — Ничего не выйдет. Ты говоришь, украдем сани — как далеко, по твоему мнению, удастся нам уйти, имея на хвосте Пенчерьевского с казаками? Следы от саней ведь не спрячешь — не на этой, ровной, как стол, местности. И даже если запутаешь след, они все равно точно знают, где тебя ловить, путь-то один, — и я ткнул пальцем в карту. — Через крымский перешеек. Как он там называется? Армянск. Там нас и возьмут.

— Не возьмут, — ухмыляется он, все той же улыбкой хитрого фага,[72]каким он был пятнадцать лет назад. — Потому что мы там не поедем. В Крым есть другая дорога. Я узнал это из книги, но они-то понятия не имеют, что нам это известно. Глянь-ка сюда, дружище Флэш, и мотай на ус, как важно учить географию. Вот здесь Крымский полуостров соединяется с материковой Россией, вот этим узеньким перешейком. Так? А теперь продвинемся немного на восток. Что ты видишь?

— Город под названием Геническ, — говорю я. — Но если ты рассчитываешь стащить лодку, это безумие…

— Никаких лодок, — продолжает Ист. — Что ты видишь в море, к югу от Геническа?

— Полоску из грязных точек: мухи насидели, — махаю рукой я. — Брось, Скороход…

— Выглядит похоже, — с торжеством заявляет тот. — Но на самом деле, мальчик мой, это Арабатская стрелка — вроде дамбы, шириной не более чем в полмили, по ней даже дорога не идет. Стрелка тянется через Азовское море на добрых шестьдесят миль от Геническа до Арабата в Крыму. А оттуда какая-то жалкая сотня миль до Севастополя! Разве не видишь, приятель? Если верить книге, никто не пользуется этим путем, разве что несколько верблюжьих караванов проходят за лето. Да русские почти не догадываются о его существовании! Все, что нам нужно, — это одна снежная ночь, чтобы укрыть наши следы, и пока они будут ловить нас у перешейка, мы преспокойно доедем до Геническа, потом через Арабат, и на запад, к Севастополю…

— Через всю чертову русскую армию! — кричу я.

— Да через кого угодно! Разве не понимаешь — они не будут искать нас там! Телеграфа в этой дикой стране нет и в помине… По-русски мы говорим достаточно хорошо! Господи, даже лучше, чем большинство мужиков, ей-богу! Это выход, Флэшмен, единственный выход!

Мне все нисколечко не нравилось. Не поймите меня превратно: я настоящий закоренелый бритт и вовсе не прочь послужить отчизне в обмен на жалованье, только если служба эта не влечет больших тягот или затрат. Но когда речь заходит о моей шкуре, это святое — в длинном списке вещей, которые я не готов сделать ради страны, на первом месте значится: «умереть». Особенно на конце казачьего аркана или с острием пики в кишках. Оставить это милое местечко, где меня досыта кормят, поят, ублажают как могут, и сломя голову ринуться в заснеженные русские дебри, унося ноги от завывающих за спиной дьяволов в человеческом обличье? И все ради того, чтобы сообщить Раглану про этот идиотский план! Безумие. В конце концов, какое мне дело до Индии? Конечно, мне предпочтительнее было бы видеть ее в наших руках, а не в русских, и если бы выведанные сведения могли быть без труда доставлены Раглану (который тотчас забыл бы про них или по ошибке отправил бы армию куда-нибудь в Гренландию), я мчался бы как заряд картечи. Но не в моих правилах идти на риск, угрожающий моему собственному благополучию. Вот почему мне сейчас уже за восемьдесят, а Скороход Ист уже сорок с лишком лет гниет в земле под Канпуром.

Ему, понятное дело, я такое выложить не мог. Поэтому, напустив на себя озабоченный вид, покачал головой.

— Ничего не выйдет, приятель. Послушай: что тебе известно об этой Стрелке, кроме сказанного в этой книге? А можно ли попасть на нее зимой? И существует ли она в это время года вообще? Может, ее смывает. Кто знает, а вдруг там посты на каждом из концов? И как нам пробраться через Крым в Севастополь? Мне, знаешь ли, немного пришлось попутешествовать в переодетом виде по Афганистану и Германии… ну и еще по ряду стран, и должен тебе сказать, это труднее, чем кажется. А здесь, в России, где все обязаны каждые несколько миль предъявлять свои проклятые документы, это совершенно невозможно. И все-таки… — я поднял палец, останавливая его возражения, — я бы рискнул, не будь совершенно убежден в том, что нас сцапают прежде, чем мы проедем полпути до Геническа. Даже если нам удастся удрать отсюда — что уже представляется невозможным, — они догонят нас через несколько часов. Все это безнадежно, как видишь.