Пикник на красной траве - Анна Данилова

* * *

Когда она открыла глаза, ей показалось, что она в спальне, в интернате. Единственная из всех двенадцати девочек, оставшихся здесь, – ей некуда было поехать на каникулы. Такая же тишина, такие же казенные запахи. Сейчас откроется дверь, и она увидит воспитательницу Ирину Григорьевну, которая скажет: «Ритуля, тебя к телефону». Это в обычных, нормальных семьях подобная фраза бы не удивила: мало ли кто может позвонить. Здесь же, в городе с пышным немецким названием Баронск, Марго не мог позвонить никто. Разве что кто-нибудь из девчонок, решивших из дома поздравить подружку с наступающим Новым годом. Но ведь они же только что уехали и полны радостных, предпраздничных забот. И если они и вспомнят о Рите, то не скоро.

От Ирины Григорьевны пахнет молоком и булочками – она только что из кухни, где ужинала. Теперь очередь Марго. А тут еще этот звонок.

Она накинула халат и бегом спустилась на первый этаж, схватила трубку.

– Кто это? – Не приученная разговаривать по телефону, она даже не поздоровалась – настолько была заинтригована этим поздним звонком.

– Рита? Здравствуй. Ты меня не знаешь. Я друг Владимира Николаевича, ты, наверное, помнишь его. Вы с мамой приезжали к нему в Москву.

Марго почувствовала, как волосы зашевелились на ее голове: смутные обрывки воспоминаний, фрагменты московских поездок на метро, чай с лимоном и тортом в теплой комнате, кулечек засахаренных орехов… Его звали дядя Володя. Как же все это было давно. Когда была жива мама.

– Да, я помню. И что же?

– Он прислал тебе посылку. Я позвонил, чтобы убедиться, что ты здесь и никуда не уехала. Через сорок минут, в крайнем случае через час, я приеду и отдам ее тебе. Здесь еще письмо.

Слезы мешали ей говорить. Она что-то буркнула в ответ. Мол, да, приезжайте. Положила трубку. «Родственники?» – участливо и ласково спросила Ирина Григорьевна. «Мамин друг, – сказала она, всхлипнув, – хочет мне через своего знакомого передать посылку». – «Ты знаешь маминого друга?» – «Я видела его несколько раз, и все. Но он хороший, я знаю, иначе мама бы к нему не ездила. Они должны были пожениться. Еще он хотел удочерить меня, но он младше мамы на десять лет. Ему не разрешили». – «И ты больше не видела его?» – «Нет, мы потерялись. Вернее, те, кто меня привез сюда, хотели, чтобы мы потерялись. Но ведь он мне все равно не отец. Зачем я ему?»

Она никогда еще и никому не говорила о нем. А вот Ирине Григорьевне, которую очень любила и жалела (у нее сын погиб в Чечне), рассказала. Неожиданно, как если бы пришло время.

Марго села и опустила ноги на пол. Закрыла глаза. Ей показалось, что она видит эту большую картонную коробку, набитую орехами и сладостями. На самом верху – конверт. В нем письмо. Дорогая Рита. Ты, наверное, меня уже не помнишь. Мы с твоей мамой были друзьями. Поздравляю тебя с наступающим Новым годом. Мне трудно представить, какая ты стала, но я очень хотел бы тебя увидеть. Напиши мне, пожалуйста, письмо. Адрес на конверте. Ты же скоро заканчиваешь школу, я мог бы тебе чем-нибудь помочь. Если будет возможность, позвони мне. Владимир Николаевич Лютов.

Это был царский подарок. Таким представлялись в ту пору Марго настоящие шоколадные конфеты, печенье, орехи, чернослив в белой сливочной оболочке…

Она открыла глаза. Лютов. Это был единственный человек во всей Москве, которого она знала. И хотя они лишь изредка переписывались, и Владимир Николаевич так ни разу к ней и не приехал, она чувствовала, что стоит ей позвонить, как он откликнется, согласится встретиться. А что дальше? Она всегда задавала себе этот вопрос и не находила ответа. Ни-че-го. Обычный вежливый в такой ситуации и никого ни к чему не обязывающий разговор, и никакого продолжения. У него своя жизнь, у нее, взрослой дочери его любовницы, – своя. Стоило ей только покинуть интернатские стены, как большая и неизвестная жизнь обрушилась на ее хрупкие плечи. Курсы парикмахеров, работа на окраине города в захудалой, не приносящей прибыли парикмахерской; общежитие на другом конце города, куда она возвращалась полумертвая от усталости (перед глазами продолжали мелькать головы, волосы, дрожащий горячий фен, деревянные палочки, а руки пекло от химикатов) и где не могла толком помыться, потому что душ не работал…

Она ставила ведро с водой на пол, опускала туда большой кипятильник и долго ждала, пока вода нагреется. Затем мылась в тазу на глазах трех своих соседок по комнате (две из них были из ее интерната, они так и не устроились на работу и зарабатывали себе проституцией), ужинала жареной картошкой, пила чай и ложилась спать. И так каждый день. Пока в ее жизни не появился первый мужчина. Его звали Юрий. Он держал несколько торговых точек на рынке, был добрым, снял для Марго комнату и заботился о ней, покупал ей теплую одежду, давал деньги на противозачаточные таблетки, приносил еду и как мог любил ее. Но он исчез, поговаривали, что его убили за долги. Вскоре Марго встретила Вадима. Началась совершенно другая жизнь. Она узнала, что такое пощечины, унижение, но в то же время – большие и шальные деньги, уплывающие из рук, как скользкие холодные рыбины… Она очень поздно поняла, что Вадим не в себе, что у него что-то с головой. И что до карт он всерьез увлекался шахматами.

Ты же скоро заканчиваешь школу, и я бы мог тебе чем-нибудь помочь …

Но после школы она не отправила в Москву ни строчки – ее пугала встреча с неизвестным человеком, с мужчиной. К тому же она боялась Вадима. Знала, что, стоит ей заговорить о поездке в Москву, он изобьет ее, назовет неблагодарной тварью…

И вот теперь она в Москве. Ей девятнадцать лет, никакого образования (не считая курсов парикмахеров), а теперь еще и преступление… Как дальше жить? Что делать? Искать родных Инги Новак, чтобы сообщить им, где находится ее тело? Тело, которое пока еще не разложилось… Но если она не поторопится, то не успеет проделать то, ради чего и пошла на весь этот кошмар. В ее планы входило побывать на квартире Инги, выяснить, кто она и чем занималась, откуда у нее столько денег и, главное, сможет ли она, Марго, пользуясь ее документами, продать ее квартиру, с тем чтобы на эти деньги купить себе хотя бы угол в Москве. А на оставшиеся от продажи деньги получить профессию и начать новую жизнь. Без жилья ей в Москве делать нечего. Был еще вариант – найти Владимира Николаевича и попроситься пожить у него, пока она не устроится на работу. А вдруг он ей действительно поможет? Второй вариант был безопаснее и спокойнее. Но к нему она еще успеет вернуться. Сначала надо навести справки об этой Новак…Но все это завтра, завтра. А сейчас надо постараться уснуть. Когда тебе очень плохо, дочка, надо вспомнить все только самое хорошее, что было у тебя в жизни. Например, свой день рождения или поездку на море. Затем закрыть глаза, расслабиться и попытаться представить себе, как ты входишь в теплую прозрачную воду, как бросаешься в море и плывешь… Мне это всегда помогает…

Утром поездка в Узуново показалась ей дурным сном. И хотя она в этом своем сне копала землю до ломоты в суставах, тащила ставшее невероятно тяжелым мертвое тело (она только сейчас вдруг поняла, что Инга Новак была при жизни некрасивой: белесые волосы, длинный утиный нос и больше розовые уши), все равно это не могло быть реальной жизнью. Самое подлое, на что она была способна, – это бросить Вадима. Все. Но чтобы так надругаться над покойницей? Разве что в нее вселился сам дьявол…Нет! Ну, как же нет, если все это было в реальности, милая. И то, как ты обворовала мертвую соседку по купе, и то, как ты сбросила ее с поезда! И нечего прикидываться, Марго, ты – преступница и теперь не имеешь права спать в этой чистой постели и обедать в гостиничном ресторане. Тебе уготована участь посудомойщицы в какой-нибудь захудалой забегаловке, и это, пожалуй, лучшее из всего, что только можно придумать в твоей ситуации. Или же – самое мягкое наказание, если не формула всей жизни.