Олимпиец. Том V - Артур Осколков

Ноги несут меня вперед, по багровому ковру к алтарю, пока взгляд соскальзывает с людей вокруг и прилипает к стене. Я вижу… нет, чувствую чужое присутствие. Чужое, но при этом удивительно знакомое. Словно две тени застыли в углу, наблюдая за каждым моим шагом.

По позвоночнику проносится ненавязчивый холодок, но это не страх. Наоборот, я рад их тут видеть.

— Адриан Лекс! — встречает меня у алтаря пузатый жрец. Его робы обширны, а голос бархатист и торжествен, результат богатого опыта. — Дитя богов.

Последний шаг, и я опускаюсь на одно колено перед алтарем и закрываю глаза. Непривычно, я не привык гнуть спину, но я прогоняю мысль прочь. На моих плечах судьба всего Дома, тысяч людей и работников. Время моей независимости подошло к концу.

Жрец восхваляет богов, молит о благосклонной судьбе и вечном покровительстве. Пропускаю мимо ушей. Я слишком тесно знаком с Олимпом, чтобы верить в подобную чушь. Минута, две, три… Речь явно близится к финалу, что не может не радовать. Не люблю формальности, да и дел у меня по горло.

Внезапно, что-то меняется. Легкий ветерок слева, а за ним — чувство чужого присутствия. И тяжелые, глубокие вздохи.

Воздух пронзает гул бараньего рога, дальше следует мелодичный пастуший рожок и тягучий звук струн эоловой арфы.

Я медленно открываю глаза, поднимаюсь с колен и, не глядя, протягиваю руку в сторону. Холодок прикосновения, нежные пальцы плавно опускаются на мою открытую ладонь. Мне хочется повернуться, взглянуть на нее, но это запрещено.

Традиции…

Все, что мне остается, это терпеливо смотреть на жреца. На медальон с изображением павлина, священного животного Геры, болтающийся туда-сюда на пухлой шее.

На медальон Геры, Покровительницы Брака.

— Ардиан Лекс, Кэйтлин Саммерс! — бархатистый голос жреца достиг высшей ноты. — Боги благословляют этот союз! В горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии…

Я повернул голову и взглянул в спокойные глаза девушки. Два изумруда, бесконечные, прекрасные и такие холодные. Ее ладонь сжала мою, и следующую фразу мы сказали вместе:

— До самого конца. Пока смерть не разлучит нас.

Главный холл Императорского дворца, десять дней до свадьбы

Темноволосая девушка опустилась перед выполненной в полный рост золотой статуей Громовержца и закрыла глаза. Со стороны могло показаться, что она усердно молиться, но красивые изящные губы были плотно сжаты, а стройной тело буквально дрожало от раздирающих его эмоций. Страх, сомнение и в первую очередь…

Злость.

Злость сложная штука, у нее множество видов и оттенков. Праведная ярость фанатика, ненависть жены, годами копившей в себе эмоции из-на неверного мужа, негодование из-за обошедшего тебя соперника… Артемида же злилась от бессилия.

— Что мне делать, отец? — тихо прошептали ее губы. — Как мне вернуться домой?

Молчание было ей ответом. В статуях нет жизни, они не могут говорить. Золотые глаза Зевса безучастно смотрели на склонившуюся перед ним дочь, не различая между богиней и тысячами других смертных.

Впрочем, кто сказал, что взгляд Владыки во плоти чем-то бы отличался? Ведь именно теперь Артемида ей и была.

Смертной.

Девушка стиснула кулаки от бессилия. Медленно, словно продираясь сквозь толщу волы, поднялась на ноги и пошатнулась, с трудом удержав равновесие. Смертное тело, пусть молодое и тренированное как у Кэйт давило… Нет, душило своей оболочкой.

Богиня страстно мечтала сдернуть ее со своей души в сторону, кукушкой вознестись в небеса, к далеким горам. Только чтобы в облике стремительной и свободной лани испариться среди молодых зеленых деревьев. А затем…

А затем мечты разбивались о суровую реальность.

— Персефона. Мне нужно найти Персефону, — словно мантру повторила про себя богиня, не сводя изумрудных глаз с неподвижной фигуры отца.

Слова Деметры врезались Артемиде в память. Первая Аватар, та, что обрела независимость от своей «матери» и сейчас полноценной богиней правила Подземным Царством наравне с мужем. Персефона могла стать ее якорем, тем, кто мог бы помочь, объяснить, что делать дальше. И что самое главное… Не отдать обратно богам.

Артемида, когда-то великая и бессмертная богиня Луны и покровительница Охоты… Боялась. Она никогда не любила шумный Олимп, его пьянки и бесчисленные интриги и большую часть времени стараясь проводить в стороне. Но…

Как бы ей не хотелось это признавать, за ее независимостью ничего не стояло. Лишь слова, фикция. Девушка, как и другие боги, нуждалась в жрецах, подношениях и вере. Это и кровь в ее венах, кровь Зевса, были тем, что делали Артемиду той, кто она есть на самом деле. Богиней.

Боги алчны, она знала это лучше других. Боги жадны и не терпят конкуренции. Стоит Олимпийцам узнать, что Артемида лишилась сил, ослабла… Жалкий «Альфа» в сметной шкуре. Ее место, место одной из Двенадцати займет кто-то другой.

Что до отца… Еще один взгляд на золотую статую. Что ж… Тут Артемида не испытывала несбыточных надежд.

Она прекрасно знала, как Громовержец сбросил Гефеста, своего новорожденного сына, со скалы в море. «Уродлив и недостоин» — вот и все объяснение. И только когда изуродованный бог показал свое кузнечное мастерство, искусством доказав силу и кровь… Только тогда Зевс милостиво разрешил сыну вернуться обратно, на Олимп.

Страшный поступок замяли, приписав Гере. Как могла богиня семьи и покровительница брака сбросить родного сына на верную смерть? Задать этот вопрос значило перечить Зевсу, а на такую глупость не пойдет никто.

— Я все еще против! — вырвал Артемиды из нелёгких мыслей злой рык… отца. Стоящий за закрытой дверью Клавдий Саммерс сдерживал голос, но для чувствительного уха богиня самый тихий шепот звучал так же ясно, как и обычная речь. А сейчас же мужчина едва сдерживал бушующие внутри эмоции. — Это должно быть ее решение, а не…

— Мы это уже обсуждали. И не раз.

Это уже голос Селены.

Спокойный на первый взгляд, но с легко читаемым раздражением внутри. Мать Кэйт злила твердолобость мужа, его полное непонимание открывшейся перед ними уникальной возможности.

Да, она тоже желала дочери лучшего, но ее понимание «лучшего» разнилось. Там, где Клавдий думал о счастье, радости даже, прагматичную женщину заботила безопасность. Будущее, в конце концов. И Селена Саммерс была готова разбиться в лепешку, но обеспечить это будущее.

Как для своей дочери, так и для всей семьи.

Артемида… Богиня читала эмоции «родителей», как открытую книгу, но вот лежащий за их словами реальный смысл от нее ускользал. Если уж богиню не интересовали интриги Олимпийцев, то что говорить об обычных смертных, пусть и из ее Дома.