Ореховый Будда - Борис Акунин

Вдруг, очень отчетливо, она увидела у стены дома, перед поворотом на Утрехтскую улицу, ожившего божка Будду. Был он не крошечный, а обычного человеческого роста, в чем-то черном, с круглой голой головой и узкими глазами, а посередке лба точка.

Марта зажмурилась, перекрестилась, и ничего, наваждение пропало. Поглядела снова – никого, только кружатся снежинки.

Ну и ладно. Надо было спешить.

Подарить Родье часы, увы, не получится. Но придумалось еще того лучше, Марта прямо вся задрожала от предвкушения. Какой подарок может быть дороже любви?

На прощанье она подарит милому себя. Перестанет изображать церемонную капитанскую дочку. Пускай один только разочек, но полакомится женским счастьем!

И несказанно обрадовалась своей придумке, понеслась по набережной со всех ног. Скорей, скорей!

От спешки чуть не лишилась жизни. Потому что не глядела вокруг, бежала сломя голову. Жалко было терять время. Сколько его осталось?

Вдоль канала мчалась упряжка с загулявшими морскими капитанами. Они орали, гоготали, разгоряченные лошади бешено фыркали. Прохожие не возмущались, дело для Амстердама было обычное, а лишь заблаговременно отбегали. Но Марта в своем возбуждении опасности не заметила, и пропасть бы ей под острыми копытами, под окованными колесами, но маленький Будда, которого она по-прежнему сжимала в руке, вдруг выскользнул из потной ладони, заскакал по мостовой, и женщина кинулась за шариком, чтоб не упал в воду.

Лишь когда в шаге за ее спиной пронесся ураган, Марта поняла, что спаслась чудом. То ли Христос ее спас, то ли, что вернее, Будда.

Поблагодарила обоих. Господа короткой молитвой, а божка поднесла к губам, поцеловать, и только теперь сообразила: а пятнышко на лбу у него точь-в-точь как у Родье!

Поцеловала трижды, сказав: «Спасибо, херр Будда, за чудесное чудо».

И знать не знала, что чудесные чудеса только начинаются.

* * *

В гостиницу «Кабанья голова» она прибежала такая запыхавшаяся, что в первую минуту не могла и слова вымолвить. Лишь смотрела на Родье, да разевала рот. Он тоже был весь красный и вспотевший, хотя камин в комнате не горел.

Сказать то, зачем пришла, Марта не успела. Он заговорил первый, очень сильно волнуясь.

– Как хорошо, что ты здесь! Я боялся, письмо не получишь или еще что… А сейчас увидел тебя в окно – кинуло в жар. Перетрусил. Вдруг скажу, а ты… Сейчас, сейчас… – Он оттянул шейный платок, откашлялся. – Честнáя госпожа Марта Крюйткамер, выходи за меня замуж!

Выпалил – и испугался еще больше. Затараторил, ошибаясь в голландском хуже обычного.

– Мне завтра уезжать, бог весть когда вернусь, и вернусь ли… Или приеду, а ты уже с другим помолвлена. Без тебя мне жизнь ни во что! Повенчаемся нынче же, а? И уеду я в Англию твоим супругом, а ты будешь ждать моей женой. И никто уже этого не порушит, ни на земле, ни на небе!

Она молчала оторопевшая, не верящая такому невозможному чуду. Родье же принял ее онемелость за сомнение – и еще торопливей:

– Ты меня давеча поцеловала, иначе я бы не насмелился! Значит, я тебе не противен?

Марта лишь помотала головой: нет, нет.

Он обрадовался.

– Вот видишь! А полюбить ты меня потом полюбишь. Я для тебя все сделаю, ничего не пожалею!

И снова забеспокоился.

– Только чтоб повенчаться, нужно одной веры быть. Ты согласная… в наш русский обычай перейти? Тот же Христос, только крестись тремя пальцами, а? Не согласная? Ах, так я и знал!

На ясных глазах выступили слезы. К Марте же дар речи все еще не вернулся. Поэтому она молча сложила пальцы щепотью, как это делают русские, и перекрестилась справа налево.

– Тогда всё нынче же исполним! – вмиг перешел от отчаяния к восторгу Родье. – Отец Иоанн сделает тебя русской, а потом сразу нас обвенчает. Он добрый. Сначала не хотел, боялся государя, но я его умолил. Только отец Иоанн сказал, что хочет с тобой потолковать.

– Боялся Царь-Петера? – пролепетала Марта. – Почему?

Она уже могла говорить, но соображала плохо, мысли в голове сталкивались между собой. Как это – стать русской? Зачем толковать с пристером? Времени и так очень мало! И еще: а не снится ли ей всё это?

– Без разрешения государя денщику жениться нельзя.

– А он не разрешит, да? – упавшим голосом молвила Марта.

– Кто его знает? С ним не угадаешь. Может осерчать, тогда беда. А может разрешить, и это тоже лихо. Потому что он любит свадьбы играть, и творит на них такое, что рассказать стыдно. – Родье махнул рукой. – Нет уж. Повенчаемся тайно. А после, в Москве, как-нибудь устроится.

Я поеду в Руссию, сказала себе Марта. Я буду супругой королевского адъютанта, благородной дамой. В далекой стране, где никто про меня ничего не знает и ничем не попрекнет. Совсем как мечталось!

Ах, да разве в том дело! Я буду с Родье. Навсегда, навечно!

И слезы из глаз. Сунула руку в карман, за платком – наткнулась на шершавый кругляш. И подумала: это всё Будда. Его чудеса.

На беседу с пристером, который жил неподалеку от гостиницы, в маленькой квартире рядом с русской молельней, устроенной в пустом портовом складе, Марта шла светлая и радостная. Отца Иоанна она знала и нисколько не боялась. Он был почтенный, учтивый старец с длинной седой бородой, все время сидел с книгой. Когда Родье в прежние разы приводил свою амстердамскую знакомицу, тихую и скромную, священник тоже смущался, поглядывал на нее конфузливо, говорил о пустяках.

Теперь же она увидела его другим. Облаченный в лиловую рясу, с парчовой лентой через плечо, в высокой шапке трубой и золотым крестом на груди, отец Иоанн не улыбался, глаз не отводил, был торжествен и строг.

– Из Лютеровой веры в православную перекрещивать не надобно, и церемония перехода из инославия самая простая, – сказал он. – Но прежде чем я свершу обряд, помажу тебя святым миром и сподоблю пречистых тайн, дочь моя, позволь сделать тебе несколько вопросов. Поклянись именем Христовым, которое равно священно и для вас, что будешь говорить правду.

Марта легко поклялась, не ожидая от доброго пастыря никакой тяготы. Она уже думала не о церковном обряде и даже не о венчании, а о том, что будет после, когда они с Родье останутся наедине.

Первый вопрос и вправду прозвучал просто.

– Должен я спросить тебя, дочь моя, чего ради переходишь ты из Лютерской церкви в православную? По сердечной ли вере или по какой иной причине?

– По моей сердечной любви к херру Родиону и по сердечной вере в него, – отвечала Марта со всей честностью, потому что поклялась именем Иисуса. – У нас, откуда я родом, говорят: «Муж верит в бога, а жена верит в мужа».

– Это хорошо сказано, но и муж должен верить в жену. – Священник все больше хмурился. – А как он будет тебе верить, если ты его обманываешь? Ты ведь не честная девица, ты блудня… Не изумляйся. Никто на тебя не доносил. Такая уж у меня служба – наблюдать человеков и зрить в их души.