Дань псам. Том 1 - Стивен Эриксон

К'рул обернулся. К костру подошел некто долговязый и седоволосый.

– О дряхлый город, привечающий путников… – напел Крупп. – Как там дальше?

– …которые селятся в его переулках, – отозвался гость гулким басом.

И Старший бог вздохнул.

– Иди к огню, друг, усаживайся, – пригласил Крупп. – Ночь, костер и рассказы. Это ли не слепок истории нашего рода, так хорошо тебе известной? Мой дорогой К'рул, дражайший из друзей Круппа, доводилось ли тебе когда-либо видеть, как Крупп танцует?

Гость сел. На его изможденном лице отпечатались боль и печаль.

– Нет, не доводилось, – ответил К'рул. – Ни видеть, ни слышать.

Крупп грустно улыбнулся, глаза его влажно блеснули.

– Что ж, друзья, тогда устраивайтесь поудобнее. Будете свидетелями.

Она стояла на балконе, а вокруг расстилался город в голубых огнях. Даже ночное небо казалось светлым; темнота – непрошеный гость в День Празднества Геддероны. Улицы Даруджистана были запружены народом, отмечающим начало нового года и конец прошлого разудалым, добродушным буйством. Влажный воздух пронизывали бесчисленные ароматы.

В городе устраивали пиры, представления женихов и смотры невест. Столы ломились от изысканных яств, женщины щеголяли шелками, мужчины – помпезными, богато расшитыми мундирами. Действующей армии в Даруджистане не было, зато развелось множество частных дружин, и чуть ли не каждый дворянин носил какое-нибудь вычурное звание, а то и несколько.

Под руку с мужем она посетила не один прием, но нигде не встретила офицера городской стражи или хотя бы простого солдата в запыленном плаще, начищенных растрескавшихся сапогах, с мечом, чья рукоять обмотана лоскутами кожи, а навершие погнуто и стерто от использования. Вместо этого она наблюдала изнеженные, откормленные руки, опоясанные торквесами на манер отличившихся воинов малазанской армии – тех самых, которыми не так давно матери пугали своих непослушных чад. «Будешь плохо себя вести, тебя заберут малазанцы! Подкрадутся ночью, хвать – и станешь рабом их жуткой императрицы! Да, они здесь, прямо в городе!»

Однако торквесы эти были не из бронзы или серебра с гравировкой, какие у малазанцев используются в качестве наград и знаков отличия – их можно встретить в продаже у лоточников, словно реликвии какого-нибудь давно вымершего культа. Нет, даруджистанская знать носила золото, инкрустированное драгоценными камнями, в основном сапфирами, или цветным стеклом голубых оттенков. Этот цвет символизировал газовое пламя – достояние Даруджистана – и означал, что владелец совершил некий значительный и доблестный поступок во благо города.

Такой торквес был и на мужниной руке, но под ним ощущались мускулы – твердые, под стать презрительному взгляду, которым он окидывал группки дворян в шумном зале, и повелительной манере, которую он приобрел, став членом Правящего совета. Впрочем, презрения ему было не занимать и раньше, а с последней, самой грандиозной победы оно только выросло.

Пока они чинно шли сквозь пирующих, со всех сторон сыпались даруджистанские поздравления и приветствия. С каждым уважительным поклоном лицо мужа становилось все жестче, мускулы на руке все напряженнее, а костяшки все белее. Большие пальцы он заткнул в вышитые петли над перевязью с мечом, как повелось с недавних пор у дуэлянтов. О да, он наслаждался тем, что был среди этих людей, более того, возвышался над ними. Симпатии ни к кому из них Горлас Видикас, естественно, не испытывал. Чем раболепнее они себя вели, тем презрительнее он смотрел, но, если бы кто-нибудь забыл о лести, тому бы не поздоровилось. Она знала об этом противоречии, однако понимала, что связываться себе дороже.

Богачи ели, пили, стояли, бродили, фланировали, шествовали и танцевали, пока не выбились из сил, и теперь в опустевших пиршественных залах и роскошных покоях лишь лениво возились слуги. Простой же люд за высокими стенами поместий продолжал кутеж на улице. Все полуголые и в масках, они кружились прямо на мостовых, отплясывая «свежевание Фандереи», как будто рассвет никогда не наступит, как будто сама луна застынет в немом ошеломлении, наблюдая из своей бездны за гуляками. Городские стражники стояли поодаль и смотрели, кутаясь в пыльные плащи и держа руки в скрипящих наручах на мечах и дубинках.

Прямо под балконом, на котором она стояла, в темноте сада тихо журчал фонтан, сокрытый от шумной гулянки снаружи высокими, надежными стенами. Она видела, что творится на улицах, пока карета с трудом прокладывала себе путь сквозь скопище народа, увозя их с мужем домой. Легкая рябь на воде едва-едва золотилась лунным светом.