Вышедший из ночи - Елена Элари

могущественного рода Вермонд, а вскоре будешь являться его связующим звеном с родом Эйрисандр, из которого был Арон. Онар не терпелось увидеть его, ну, а пока, праздник был в самом разгаре.

Прекрасный летний вечер, на улице мерцают огни. Во дворце бал, играет музыка. Горят искрами золотые кубки, драгоценные камни, различные принесённые Онар дары. Вина текут рекой, на столах так много яств, что после бала, остатками можно было бы вдоволь накормить всех нищих в городе.

Желая подышать свежим воздухом, Онар вышла на балкон. Джон её уход воспринял по-своему и пошёл следом.

— Переживаете о приближающейся свадьбе?

— Нет, то есть да, но моё переживание не такое, как ты думаешь, — ответила она и облокотилась на перила балкона, а Джон встал рядом. — Я волнуюсь, и это волнение приятное, — продолжила Онар, радуясь, что есть человек, с которым можно вот так поговорить. — Я верю, что Арон красив, добр, справедлив. Я стану ему хорошей женой, у нас будут сыновья, и если не сразу, то со временем, я его полюблю. Должна, обязана полюбить!

— Значит, вас не гнетёт этот долг? — прищурился Джон, и поправил свои волосы, перевязав их кожаным шнурком.

— Нет, — твёрдо ответила Онар и, услышав, как её позвали, вышла обратно к гостям.

В зале звучала музыка арф, Онар улыбалась, смеясь, кружилась в вихре искр от перстней, бус, вышитых бисером платьев. По стенам скользили блики от свечей. За столом слышался смех. Заиграла свирель — любимый инструмент Онар, а её быстро бьющееся сердце всё больше наполнялось тревогой. Арон должен был уже давно прибыть во дворец, он не может опоздать, ведь это их помолвка! Но его всё не было…

Внезапно по залу пронёсся женский хохот, безумный, звонкий, заглушающий собой и музыку, и голоса гостей. Этот смех звучал из ниоткуда, холодной сталью проникал в сердца, вселяя в них необъяснимый страх, поселяя панику среди людей, а с потолка и по стенам стали спускаться извивающиеся, красные, словно кровь, ниточки проклятия.

Ослеплённые страхом люди бросились к выходу, а кто-то оцепенел, рискуя быть сбитым с ног, завороженно глядя на магию, что оплетала всё вокруг.

— Пойдёмте, — Джон потянул Онар за руку, к чёрному ходу из зала, — бал окончен.

Они уже поднимались по винтовой лестнице, освещая себе путь свечой из подсвечника. Только сейчас страх понемногу стал покидать сердце Онар, но на его место пришло смятение, непонимание и беспокойство.

— Нет, не волнуйтесь, — заметил её взгляд Джон, и открыл двери в комнату царевны, — если здесь ведьма, её найдут.

— Ведьма? — голос Онар дрогнул. — Их ведь на всей земле остались единицы! Зачем было так открывать себя и подвергать опасности? Только, чтобы сорвать праздник? А что если и Арон не пришёл из-за чего-то подобного? А вдруг это меня хотели проклясть?

— Хватит, моя королева, довольно! — прервал Джон поток её слов, не давая ей ещё больше разволноваться и расплакаться. — Мы вскоре всё выясним, обещаю.

— Побудешь со мной?

— Конечно, — кивнул он, и на всякий случай замкнул двери, ведущие на открытый балкон.

Ночь раскинула над Илиндор своё бархатное покрывало, украшенное мерцанием звёзд, подарила земле прохладу, объяло всё вокруг тишиной. Онар смотрела в окно и слушала собственное дыхание. Сегодня она не спала, а просто ждала рассвет.

Глава вторая

Средь высоких острых трав синего цвета, которые ветер клонит к земле, она любила сидеть с книгой на коленях и, листая страницы, мыслями уноситься вовне этого мира. К звёздам, за грань миров, презирая временные законы и рамки жизней, она устремлялась туда, где живы древние, забытые, а быть может, и покинутые, чудеса.

Она верила, что нет ничего невозможного. Но при этом всё так же оставалась прикованной к своему миру, который любила, но который заставлял её страдать.

Эта девушка, по сути молчаливая, но всегда готовая поговорить с тем, кому это нужно, просто верила в людей и в то, что все грани этого мира на самом деле лишь проявления человеческих чувств, взглядов, мыслей, слов и многого другого, что вносят в него люди. Она считала, что мир на самом деле светел и добр, ведь тьме силы и жизнь дают люди, без которых она бы зачахла. А эта девушка верила в людей, она надеялась, что они перестанут быть силами тьмы.

Ра не была наивной и слепой, она видела много зла и страданий. Не ставила себя выше иль ниже других, не думала, что способна изменить мир, пусть и надеялась спастись и спасти хоть кого-то. Она не считала себя очень сильной и мудрой, но свою веру в добро готова была защищать и оправдывать. И способность находить свет во тьме, добро во зле, не отворачиваясь от бед и страданий, видеть так же и прекрасное, была не побегом от реальности, не средством скрыться от жестокости, нет, просто Ра умела любить.

Она жила одна, в небольшом деревянном, потемневшем от старости домике у леса. Страшно ей не было, разве что ночью, когда за окнами слышатся шорохи, на чердаке чья-то возня, в стенах треск, а во дворе, ограждённым покосившимся почти разрушенным забором, скользят причудливые тени, отбрасываемые от ветвей лип и сосен, а лунный призрачный свет сталью окрашивает высокие травы.

Дверь запиралась на засов, но Ра не чувствовала себя в безопасности, из-за чего часто засыпала очень поздно. Не было средств переехать в город, много заработать она не могла, так как от рождения была слаба, а девушку из не знатного рода, без хороших связей, могли бы взять только на чёрную работу. Здесь же Ра растила овощи, их продавала и заготавливала на зиму, собирала травы, сушила их и относила лекарю в Илиндор, получая за это пусть и мало монет, но на её жизнь достаточно.

Ра было семнадцать лет, и она могла бы уже выйти замуж, уехать из своего старого домика, но сердце её не принадлежало ни одному мужчине. Два раза ей делали предложение, она была приятна в общении, не обделена внешностью и многим казалась привлекательной. Но сама она не назвала бы себя красивой, в себе ей нравилась только кожа цвета слоновой кости, большие болотно-зелёные глаза и каштановые длинные волосы, слегка вьющиеся на концах. К своему невысокому росту, тонкому носу, выделяющемуся на худом лице, и к маленькому шраму над правой бровью, полученному в детстве, Ра относилась терпимо, считая, что внешность, данную природой, нельзя ругать, но и в восторге от себя не была.

Когда она возвращалась домой из Илиндора, где провела всю ночь, ведь