Ирландское обещание - М. Джеймс

Лондоне. Мы в безопасности… ты в безопасности, и завтра мы возвращаемся обратно.

— А как же остальные? — Ана отводит взгляд, обхватывает себя руками и крепко сжимает. — Когда Александр купил меня, София, Катерина и остальные все еще были на вечеринке. Я не знаю, что с ними случилось, у меня нет ни малейшего представления, но я надеялась…

Ее голос замолкает, снова наполняясь слезами, и мое сердце болит за нее. Она провела недели с Александром, понятия не имея, живы или мертвы ее лучшая подруга и остальные, кто был с ней, проданы или на свободе, и я не могу представить, каково это, через что она проходила тогда.

Я не могу себе представить, через что она прошла, твердо напоминаю я себе. Что бы ни случилось, как бы Ана ни вела себя в будущем, что бы она ни сказала мне или сделала, я должен помнить все, что она пережила, и быть терпеливым с ней. Если я вообще смогу проводить с ней больше времени. Она вполне может попросить меня отвезти ее обратно в Нью-Йорк и никогда больше со мной не разговаривать. Я бы не винил ее, если бы она это сделала.

— Они в безопасности, — быстро говорю я ей, прежде чем у нее появляется шанс снова расплакаться. — София, Катерина, Саша и двое детей. Все они в безопасности и вернулись домой, хотя и не без некоторых эмоциональных шрамов. Беременность Софии протекает хорошо, с ребенком все в порядке, и две маленькие девочки сильнее, чем кто-либо мог подумать, хотя им и снятся кошмары. Виктор и Катерина любят друг друга. — Говорю я с коротким смешком, — как будто кто-то сомневался, и она беременна. Саша живет с ними в качестве няни для девочек. — Я прочищаю горло, видя слабую улыбку на лице Аны. — Виктор и Катерина сыграли вторую свадьбу как раз перед тем, как я уехал, чтобы найти тебя.

— Они все в безопасности? — Выражение лица Аны немного снимает напряжение у меня в груди. Ее щеки вспыхивают от мгновенного счастья, облегчение написано на каждой черточке ее лица. — Неужели? Все?

— Я был там, когда Виктор спас их, — подтверждаю я. — Я, Виктор, Левин и Макс успели вовремя, чтобы спасти их всех. Всех, кроме тебя, — тихо говорю я. — Вот почему я пришел, чтобы найти тебя, Ана. Я не мог оставить тебя здесь. Я… — Я хочу рассказать ей, на что я пошел, чтобы найти ее, во скольких странах я побывал, со сколькими людьми я разговаривал, об Андрее и Кайто и обо всем остальном. Хотя я не хочу, чтобы она подумала, что я хвастаюсь, пытаюсь заставить ее думать обо мне лучше, чем она думает на самом деле. Что бы я ни сделал, чтобы найти ее, то, что произошло после того, как я это сделал, свежо в памяти у нас обоих, и я знаю, что должен дать этому временя, чтобы прийти в себя, если это вообще возможно… прежде чем я расскажу ей остальное. — Я уверяю тебя, Ана, — твердо говорю я ей. — Они все в безопасности и счастливы настолько, насколько это возможно после того, через что они прошли. А Алексей мертв. Я тоже был там ради этого. Я видел, как он умирал.

— Что с ним случилось? — шепчет она. — Александр спрашивал меня, хочу ли я знать, но я не была уверена, не тогда. Сейчас… думаю, что хочу.

— Я не думаю, что тебе нужны все кровавые подробности, — осторожно говорю я. — Но он умирал медленно, Ана, и по частям. Я думаю, этого достаточно, чтобы нарисовать для тебя картину.

На мгновение она замолкает, ее лицо бледнеет, одеяло спадает до бедер, она вцепляется в него пальцами. Она полностью закрыта, глубокий вырез лавандового платья скрывает все, но я не могу не думать о том, как она красива, просто глядя на нее.

— Александр говорил что-то похожее, — шепчет она, все еще теребя одеяло между пальцами. После долгой паузы она поднимает голову, ее мягкие голубые глаза встречаются с моими. — Ты помог?

Я действительно не знаю, какой ответ она хочет услышать. Часть меня хочет выяснить это, прежде чем я отвечу: предпочла бы она мужчину, который наблюдал, как Алексея пытали и разрывали на части, или мужчину, который сам отхватил несколько его пальцев. Я хочу сказать ей все, что она хочет услышать, потому что я не хочу недосказанностей. Я хочу, чтобы она любила меня. Нуждалась во мне. Доверяла мне. Но я также знаю, в глубине своей души, что, если между мной и Анной когда-нибудь что-то будет, это должно основываться на том, кто мы есть на самом деле. Я помогал Виктору пытать Алексея, я не могу взять это обратно или изменить, и я бы не стал. Так что, как бы это ни изменило мнение Аны обо мне, если это и произойдет, я должен быть честен.

— Да, — говорю я ей прямо. — Я действительно помог. Не очень сильно. Но я, так сказать, забрал свой фунт мяса. И я не жалею об этом. Я… — Я перевожу дыхание, глядя Ане прямо в ее голубые глаза, прекрасные, даже несмотря на то, что они красные и опухшие. — Я хотел причинить ему боль за то, что он сделал с тобой. За то, что он сделал со всеми вами. За то, что он сделал со мной, заставив меня смотреть, как вас забирают. Я хотел, чтобы он умер, и я хотел, чтобы он страдал. Каким бы человеком это меня ни делало, это правда.

— Как и Александр, — тихо говорит Ана.

Я глубоко вздыхаю, чувствуя, как на меня накатывает волна усталости. У меня такое чувство, что я неделями нормально не спал по ночам.

— Да, — решительно отвечаю я. — Как и Александр. Но, насколько я знаю, он все еще жив.

Мы оба долго молчим, пока я не задаю вопрос, ответа на который я боюсь, потому что это потенциально означало бы отвезти ее обратно в Нью-Йорк и оставить там.

— Куда ты хочешь поехать, когда мы завтра уедем из Лондона? Тебе есть где остановиться?

Ана поднимает на меня взгляд, и я вижу новый намек на слезы в ее глазах.

— Нет, — бормочет она, медленно качая головой. — Моей квартиры уже не будет, меня слишком долго не было, и я не платила за аренду. Я уверена, что, если бы я спросила Софию, могу ли я остаться с ней и Лукой, она была бы более чем счастлива позволить мне, но… — она колеблется. — Я буду чувствовать себя неловко, спрашивая. Скоро родится ребенок, я не хочу ей навязываться. Мы с Лукой не испытываем ненависти друг к другу, но и не близки. Он позволил бы мне остаться ради Софии и из-за собственной потребности загладить вину за прошлое, но он был бы не в восторге… Лука