Белый лебедь - Линда Френсис Ли

— Может быть, твой отец переехал куда-то со своей новой семьей?

Софи рассматривала темные окна со стеклами, обрамленными инеем, точно кружевом. Когда она была — здесь в последний раз, многие говорили о том, что Патриции очень хочется жить в новом доме в одном из престижных кварталов Бостона, где весьма богатая выскочка Изабелла Гарднер выстроила себе потрясающий роскошный дворец. Возможно ли, что они переехали в тот район и отец не сообщил ей об этом?

Сердце у Софи сжалось от слишком знакомого ощущения покинутости. Но она не позволила себе предаваться унынию и, вздернув подбородок, весело улыбнулась. Отец просил ее приехать. Она приехала раньше времени. Нет сомнений, что, прибудь она как планировалось, он был бы — в гавани и встретил ее там.

— Может, они уехали на уик-энд? — размышляла она. — И поэтому в доме нет слуг. Но кто же тогда расчистил дорожку?

— Что мы будем делать, если не попадем в дом? — спросила Маргарет.

Генри улыбнулся, выдохнув дым, и снова отдал мундштук Диндре.

— Не волнуйтесь, леди, — произнес он, эффектно хрустнув пальцами. — Ну-ка отойдите.

— Не можешь же ты выломать окно!

— Фу, ни за что не стал бы так глупо поступать. — Он вытащил маленькую плоскую металлическую пилочку и приложил ее к дверному замку с ловкостью уличного воришки. Через некоторое время послышался щелчок, потом подозрительный треск, и наконец дверь распахнулась.

Софи тяжело вздохнула, но Генри не обратил на нее никакого внимания. Сделав широкий жест, он пригласил женщин войти в дом.

— Входите, да поскорее. На улице очень холодно.

Внутри было тихо. Их шаги отдавались на черно-белом мраморном полу, и звук взлетал к высокому потолку холла.

Дом был элегантен — с широкой изогнутой лестницей, изящными арками и огромной хрустальной люстрой.

Софи включила газовое освещение. Но даже после этого никто не появился.

— Какая-то бессмыслица, — прошептала Софи.

Она прошла по первому этажу, стягивая по дороге замшевые перчатки, и, сняв пелерину и дорожный жакет, отбросила их в сторону. Наконец-то она дома. Она пыталась понять, что изменилось за время ее отсутствия. Все казалось прежним, только выглядело как-то новее, внезапно осознала она. Она приписала перемены своему долгому отсутствию и темноте.

Но комната в конце первого этажа — нечто вроде гостиной — заставила ее остановиться. Она нахмурилась.

Мысли ее вернулись назад, к матери, к их совместным планам устроить именно здесь музыкальный салон. Но когда Софи приезжала сюда год назад, она обнаружила, что отец превратил эту комнату в библиотеку, поставив сюда письменный стол и книжные полки. Свободные места между шкафами были увешаны превосходными гравюрами со сценами охоты.

Возвращение домой, кажется, будет не таким счастливым, как она надеялась, — дом оказался не теплым и не гостеприимным, здесь не было весело улыбающегося отца, сестры не окружили ее с радостными, взволнованными возгласами. Радость Софи понемногу гасла. Но она упрямо держалась за нее. Любую библиотеку можно переделать.

Мысли ее неожиданно прервали шум чьих-то громких шагов и изумленное восклицание Маргарет.

— Я мог бы предположить, что вы Конрад Уэнтуорт, — услышала она слова Генри, произнесенные его излюбленным саркастическим тоном. — Но вы слишком молоды, чтобы иметь взрослую дочь. Отсюда возникает вопрос: кто вы?

— Лучше ответьте, кто вы.

Мужской голос, низкий и глубокий…

Софи склонила голову набок, и мысли ее заметались. В голосе было что-то знакомое, и по телу ее пробежала дрожь — вот-вот она вспомнит его. Она покрылась испариной при мысли о том, что только один мужчина вызывал у нее подобные чувства.

С бьющимся сердцем она направилась в холл. И увидела его.

Грейсон Хоторн.

Сердце забилось медленнее, дыхание стало прерывистым. Так бывало всегда, когда она видела его, каждый раз изумляясь, что мужчина может быть таким потрясающим, чувственным и твердым, словно высеченным из камня.

Пригвоздив Генри к месту своим вызывающе сердитым взглядом, он стоял, освещенный мерцающим светом газовых ламп. Это был высокий властный человек с темными волосами, более длинными, чем ей запомнилось, обрамлявшими его волевое лицо. Квадратный подбородок и широкие плечи говорили о том, что с этим человеком следует держаться настороже. На нем был пиджак-визитка и брюки из тонкой шерсти. Складка на них была такая острая, что, казалось, о нее можно порезаться.

Склонив голову набок, она вспомнила, как, будучи ребенком, ходила за ним повсюду, пребывая в вечном страхе что он прогонит ее, в то время как он был терпелив и только качал головой, закатывая глаза. Грейсон всегда был снисходителен к этому странному гадкому утенку, Софи Уэнтуорт.

Нежная улыбка изогнула ее губы при воспоминании о ребенке, которым она была когда-то. Неужели она действительно была так предана ему?

— Если вы не объяснитесь, — заявил Грейсон, твердо и холодно выговаривая слоги и не отрывая взгляда от Генри, — я пошлю за полицией.

— Что это за разговор о полиции? — спросила Софи, решительно направляясь к нему. Улыбка ее стала еще шире.

Грейсон повернулся на ее голос и остолбенел.

Взгляды их встретились и не могли оторваться, и она поняла, что он так же не ожидал увидеть ее, как и она его. Она забыла обо всем. Существовал только Грейсон. Ей показалось, что время вернулось вспять и они снова были детьми. Он был ее героем, она — его тенью. Ее захлестнула нежность, и она, вспомнив о былой преданности, чуть не бросилась к нему бегом.

Но он хорошо умел владеть собой и глубоко спрятал свое изумление. Внезапно в его глазах промелькнул интерес, когда он оценивающе оглядел ее, и от его взгляда ей стало не по себе. Чары развеялись, и все вернулось на круги своя, и она с грустью призналась себе, что Грейсон уже не мальчик, а взрослый мужчина.

На приеме в честь дня рождения отца Софи узнала, что Грейсон больше не терпелив и не снисходителен. Он был безжалостен, собран и сдержан. За те годы, что она гастролировала по Европе, он приобрел бескомпромиссную властность и хищное изящество, очертания его фигуры стали твердыми и четкими.

Она подавила девчоночий порыв броситься к нему на шею и крепко обнять. Теперь она женщина, и давно остались позади годы, когда она ходила по пятам за Грейсоном или доверчиво держалась за его руку.

При мысли о том, что отныне все изменилось, ее охватило сожаление. Но теперь она была взрослая, и независимая, и такая же удачливая, как он, — если закрыть глаза на небольшие, не стоящие ее внимания сложности с деньгами. Ничего — скоро у нее будет много денег, пообещала она себе и улыбнулась.

— Ты слышала, Софи? — громко крикнул возмущенный Генри. — Этот грубиян угрожает вызвать полицию! Маргарет ломала руки.