Прогулки по Кенигсбергу - Дина Якшина

В 1912 году в зоопарке принял первых посетителей Прусский этнографический музей, созданный по примеру знаменитого Скандинавского в Стокгольме…

Надо сказать, при штурме Кёнигсберга в апреле 1945-го зоопарк практически не пострадал. Хотя бои на его территории велись ожесточённые и некоторым особям — типа слона или бегемота — досталось. Первые переселенцы вспоминают, как усиленно спасали животных.

«Так, бегемот был очень старый. Я видела, — говорит А. В. Целовальникова, — возле его клетки кучу использованных ампул пенициллина. Это было импортное дорогостоящее лекарство. Его не хватало для солдат, а бегемоту его кололи в больших количествах».

В сборнике «Восточная Пруссия глазами советских переселенцев» приводится ещё один прелюбопытнейший документ — «История лечения бегемота», написанная зоотехником В. П. Полонским. Бумага заслуживает почти дословного цитирования:

«Бегемот. 18 лет. Рост большой. Кличка Ганс. Четыре раза ранен. ‹…› Тринадцать дней был без пищи и воды.

Принял лечение к бегемоту 14.04.1945 г. Впервые оказал помощь водой. В последующем попытался дать ему молока. В следующий раз — молотой свёклы. Бегемот принялся кушать. Но через три дня отказался. Я поспешил дать бегемоту водки. Дал четыре литра. После чего бегемот стал сильно просить кушать. ‹…› Прошло две недели. Бегемот кушает слабо. Я решил дать водки 4 литра. Бегемот стал кушать хорошо. ‹…› Удалось спасти бегемота, не отходя от него, через 21 день. Через один месяц и 19 дней я добился полного здоровья и сейчас занимаюсь дрессировкой — катанием верхом на бегемоте по парку».

Смешно и трогательно читать эти строки. Почему-то зоотехник Полонский представляется совсем молоденьким. Прямо видится эта картинка: как он рубит свёклу, льёт в чан водку литрами, не забывая пропустить стакан-другой — за компанию с «пациентом»… И как искренне радуется выздоровлению Ганса — наверняка совсем ошалевшего от русской водки и «диеты»… А ведь война ещё идёт. И что там позади у этого зоотехника — сожжённая хата? гибель семьи? потеря друзей? — бог весть.

В апреле 1945-го район штурмовала 43-я армия. Кровопролитных боёв не было. Здания пострадали в основном от действий огнемётчиков. В начале пятидесятых годов часть построек, как и по всему Кёнигсбергу, пошла на кирпич, часть была перепланирована (к примеру, из большой четырёхкомнатной квартиры делали две двухкомнатные).

Административные здания, в принципе, сохранили свой деловой профиль. Хотя и не без забавных метаморфоз: в бывшей дирекции почт разместился штаб Балтфлота, высшая школа для девочек превратилась в Дом офицеров.

Бывшие мастерские «Даймлер-бенц» (по сборке «Мерседесов») стали заводом «Кварц», авторемонтный завод (на углу Советского проспекта и улицы Яналова) занял производственные площади бывшего управления по уборке улиц (типа МП «Чистота»).

В экс-сельскохозяйственном банке (Советский проспект, 13) теперь помещаются десятки различных фирм и учреждений.

В здании страховой компании «Северная звезда» — гостиница «Москва». (Дом выгорел изнутри при штурме, но был после войны восстановлен.)

Кинотеатр «Заря» унаследовал помещение кинотеатра «Скала», построенного в 1938 году и бывшего тогда одним из самых современных в Германии. Архитектор Зигфрид Зассник предусмотрел в проекте «хит сезона» — звёздное небо. Когда в зрительном зале гас свет, на потолке — под куполом — зажигались лампочки, имитируя звёзды.

Кстати, по словам актрисы Ренаты Литвиновой, приезжавшей в Калининград на премьеру фильма «Небо. Девушка. Самолёт», обновлённая «Заря» хорошо известна в отечественных и зарубежных кинокругах. Из-за стилизованного под предвоенную действительность интерьера фойе наши киношники называют «Зарю» «тем самым фашистским кинотеатром, где была мировая премьера „Титаника“», и выстраиваются в очередь для того, чтобы проверить на нашем зрителе свои новоиспечённые шедевры. Так что нередко премьерный показ фильма в «Заре» осуществляется раньше, чем в московском Доме кино.

В Хуфене работал ещё один кинотеатр — «Шаубург» (там, где сегодня пересекаются улицы Карла Маркса и Пугачёва), но… его разобрали на кирпич. Сейчас на его месте — пятиэтажки.

Модный магазин «Подиум» (в советское время ателье «Светлана») размещается в здании отделения городского банка. Во времена инфляции 20-х годов XX века там печатались районные (!) инфляционные деньги.

А в 1895 году там, где сейчас располагается «Горзеленхоз», было первое депо первого городского электрического трамвая. И электростанция, дававшая ему ток. Кстати, до 1912 года Хуфен относился к округу Фиршхаузен (аналог современного Зеленоградского района) и мог позволить себе определённые вольности. К примеру, в 1911 году в «Луизентеатре» на Хуфеналлее (ныне театр на Бассейной) была поставлена опера, по каким-то причинам не допущенная на сцену оперного театра в Кёнигсберге. Но… в 1912 году всё пришло к единому знаменателю.

Хауптштрассе (ныне проспект Победы), 1903 год

А сегодня — тем паче. Современные застройки почти до неузнаваемости изменили бывший Хуфен. Ещё один обломок «Атлантиды», ещё один фрагмент пространства, оставшегося лишь в воспоминаниях и мифах. И чем тускней — от времени — воспоминания, тем ярче мифы. От которых никуда не деться и которые не разобрать на кирпич. И не превратить в стройплощадки для «новых русских». Это — параллельная реальность для тех, кто способен её воспринять, — то бишь для настоящих калининградцев.

Известно, что великий швейцарский математик Леонард Эйлер создал целое направление науки, решая задачу о семи кёнигсбергских мостах.

Существует легенда, что жители Кёнигсберга любили прогуливаться по улицам трёх «слившихся» в единое целое средневековых городов: Альтштадта, Лёбенихта и Кнайпхофа, — но терпеть не могли зря топтать свои башмаки. А города эти были соединены между собой семью мостами. И вот будто бы экономные горожане однажды задумались: а можно ли пройти по всем мостам так, чтобы на каждом из них побывать лишь один раз и вернуться к месту, откуда начал прогулку?

Эйлера задача заинтересовала. «Никто ещё до сих пор не смог это проделать, но никто и не доказал, что это невозможно… Для решения недостаточны ни геометрия, ни алгебра, ни комбинаторское искусство», — так писал он своему коллеге, итальянскому математику и инженеру.