Освобождение - Имперец

главного бухгалтера, и официантки, и погонщика для хозяина-шеф-повара, удалилась на кухню, впрочем, тут же вернувшись за барную стойку, где опрокидывала очередной стаканчик местная пьянчужка. Это было мне не интересно.

Боковым зрением я увидел вошедшего посетителя. Молодая женщина. Не вооружена. Опасности не представляет. Направилась за столик через два от моего, села спиной. На этом мой интерес остыл и к ней.

А вот пьянчужка у стойки разошлась не на шутку. Хозяйка отказывалась ей наливать в долг, которого у неё накопилась, как я понял, изрядно. В общем, это создание направилось в поисках спонсора бродить по миру и добрело до моего столика. Я смерил её довольно тяжелым испытывающим взглядом, который и матёрых бойцов, вдвое больше меня габаритами, заставлял ретироваться, но это был не тот случай – полная прострация под воздействием алкоголя.

– Чего вылупился? Лучше выпить мне купи, – затянуло обычную для таких сцен песенку создание. – Ну, тебе, что, жалко? Жалко, да?!

Хозяйка заведения выскочила из-за барной стойки, желая избавить меня от столь докучающего общества, заодно поглядывая, не присмотрела ли пришедшая барышня что-нибудь себе в меню.

– Пошла прочь отсюда, пьяница. – выталкивает её взашей хозяйка, но уже довольно поздно.

Возмутившись полным игнорированием своей персоны, пьянчужка смахивает со стола чашечку с дымящимся кофе прямо мне на брюки. Не столько больно, сколько неожиданно… и больно.

– Ёб, твою… – выдаю я на автомате и осекаюсь.

Не верьте фильмам, где матёрые тренированные разведчики, во время допросов или максимальных нервных стрессов, даже инстинктивно, матерятся на языке своего персонажа по легенде. Чушня. Русский мат – явление, даже не культурное, а подсознательное.

В общем, осёкся я поздно. Подняв голову, я взглядом встретился с крайне заинтересованными глазками той самой молодой особы, которая зашла в кафе поужинать и которую звали детектив Борская…

– ЦРУ, значит? – поинтересовалась она тоном, которым детей уличают во лжи.

– А я этого и не утверждал. – откровенно съехидничал я.

Всё было плохо от слова «очень». Трогать девчонку было нельзя – слишком очевидна взаимосвязь, да, ещё и полицейский. Навешать новой лапши на уши не выйдет – дважды за день такой фокус проходит только с клиническими идиотами. Придётся договариваться.

– Я присяду? – скорее, приличия ради, спросила она, усаживаясь за мой столик.

– Располагайтесь, – так же, ради приличия ответил я. – Полагаю, Вы тоже решили сегодня не готовить? Выбрали уже что-нибудь?

– Повторите заказ молодого человека. – обратилась детектив к хозяйке кафетерия. – Он платит.

Я лишь кивнул в знак согласия, давая хозяйке понять, что нелепости не случиться. И от всей души оценил это милую беспардонную наглость.

– Если я не получу внятных ответов, то, хотя бы, получу ужин. – улыбнулась детектив. – Меня зовут Джин.

– Евгения… – протянул я задумчиво. – А меня И…

Я оборвался буквально на долю секунды, но она заметила. Это было глупо. Очень глупо. Она же и так знала как меня зовут. Ну, вот, какого хрена я полез представляться?!!

– … представлять(1) не надо, – попытался вкрутиться я.

Тщетно. У неё на лице всё читалось лучше, чем на рекламном дирижабле над футбольным полем. Это был прокол. Серьёзнейший прокол за последние годы.

– Ну, что же, мистер Алекс Норд, – снова прозвучал этот тон для детей. – Вот и познакомились. Вы так и не ответили, откуда всё обо мне узнали?

Ладно, тему она продолжать пока не хочет – уже хлеб и даже с маслом.

– Вот тут я сказал чистую правду. Я аналитик, – и тут мне комедию, действительно, ломать надоело, тем более, что это давно уже была трагедия. – Но кое-что я знал гораздо раньше. Не спрашивайте откуда.

– Хорошо, не буду, – на удивление легко согласилась она, а спросила несколько иное. – А насколько хорошо Вы меня знаете?

Я задумался, отвечать ей или нет. В конце концов, разубеждать её, что я русский было настолько же бесперспективным занятием, как и в одно лицо штурмовать Белый Дом. Хотя, сравнение не корректное – при штурме Белого Дома у меня шансы были весьма и весьма неплохие, а тут их не было.

– Практически все существенные моменты биографии, касательно России. Я знаю, что ты до шестого класса жила во Владивостоке, откуда уехала жить в Штаты через два месяца после смерти матери. Твой отец не захотел мириться с мыслью о том, что её нельзя было спасти и, возможно, до сих пор винит во всём хирургов. Зря. Рак есть рак – сносит даже сильнейших.

Она слушала спокойно, воспринимая незнакомца, который раскладывает её жизнь по полочкам, как нечто должное.

– А о «зелёных беретах»? Следил?

Шутила. Это добрый знак.

– Догадался. Твой отец – легенда ДШБ. Безумный берет. Других близких людей у тебя не осталось. Наверняка, хотела быть на него похожа, что бы он тобой гордился.

Я опять что-то сказал не то. Что-то лишнее. Что-то, что дало ей хорошую такую подсказку.

Нам принесли заказ и Джин вздохнула, оценивая, как она с этим будет справляться. Впрочем, ничего. Справилась не хуже меня, что намекало на отсутствие завтрака сегодня у доблестного детектива, а, учитывая то, когда произошло наше знакомство, то и обеда. В этом мы сегодня были похожи.

***

Проснувшись, я обнаружил Джин курящей возле открытого окна. В шелковой простыне на голое тело она смотрелась шикарно.

– Засранец ты, Игорь… – выдала она меланхолично.

Я подскочил с постели, как кипятком ошпаренный, и уставился на неё непонимающим взглядом. Ей богу, лучше бы она в меня пару раз из пистолета выстрелила. По крайней мере, к такому утру, после бурной ночи, я уже привык, но назвать меня по имени, которое я сам плохо помню…

– Засранец, засранец… – она сделала затяжку, тоскливо глядя в окно. – И наверняка, гадаешь, кто меня подослал с полными данными о тебе.

Вот, только истерики от сообразительной любовницы мне и не хватало. Я подошел к Джин и обнял её за плечи. Сопротивляться она не стала – уже не так печально. Став рядом, я тоже закурил, заметив, что моя пачка полегчала на шесть сигарет. Это за два то часа – нервничала девочка.

– Честно говоря, не гадаю. – спокойно ответил я на её подозрение. – Ты, просто, сообразительный полицейский детектив, а я, видимо, ляпнул лишнего.

Она ухмыльнулась, хмыкнула и слегка рассмеялась. Ну, точно, на истерику срывается. Ладно. Зима – не лето, переживём и это.

– Ты и честность – понятия не совместимые. Отец когда узнал о твоей смерти, пил два дня, – она была зла, и кажется, заслуженно. – Герой Чечни, блин!

Последняя фраза была сказана по-русски. Совсем срывается. Я тоже перешел на русский