Пенсне для слепой курицы - Галина Куликова

— Здравствуйте, э-э-э… — сказал он и, замешкавшись напороге, тупо глядел на меня несколько долгих секунд.

Я в ответ мило улыбнулась и в унисон Липе пропела:

— Здра-а-авствуйте!

Горчаков был моей тайной любовью. Мечтой, причем изначальнонедосягаемой. Это было примерно то же самое, что влюбиться в какого-нибудь ТомаКруза. Горчакова тоже нельзя потрогать руками, хотя каждый божий день яподходила к нему так близко, что чувствовала запах его туалетной воды. Он,конечно, не знал, как я к нему отношусь. Скажи ему кто-нибудь, что он возбуждаетв своей исполнительной помощнице жаркие чувства, думаю, он просто не поверилбы.

Горчакову исполнилось тридцать лет. Метр восемьдесят два,приятное лицо со всеми атрибутами мужественности, каштановые волосы, потрясающевыразительные глаза. Короче, у него были все данные для того, чтобы покорятьженщин. Но он покорил одну-единственную, свою жену. Ее именем он назвал фирму.

Я ни разу не видела Альбину Горчакову, но мне былодостаточно короткого замечания Липы: она красавица, и ей всего двадцать один год.Поскольку их сыну Жене недавно исполнилось три, выходило, что брак для девушкибыл ранним, а любовь наверняка пылкой. Горчаков постоянно звонил ей по телефонусо службы, интересовался, как дела. Заметьте — не она ему, а он ей. Вот чтотакое примерный семьянин! Я до слез завидовала этой женщине.

Раскрыв блокнот, я написала сверху число, потом цифру 1 истарательно вывела: «Пришел на службу в 10.00, скрылся в своем кабинете».Интересно, может ли эта информация навредить Горчакову? Через полчаса он вызвалменя к себе. Кто-то что-то напутал с последним договором. Пытаясь разобраться вбумажках, я наклонилась над сидящим в кресле шефом, начисто лишив еговозможности избежать близости моего декольте.

В разгар нашего диалога в кабинет зашел заместительГорчакова Степан Потоцкий. Этот сразу оценил мой вид, поцокал языком и, позабывна время о делах, завел какой-то игривый разговор. Наконец Горчаков напомнил осебе сухим покашливанием, и я ретировалась. На сегодня достаточно. Я записала всвой блокнот еще пару пунктов, не забыв упомянуть визит Потоцкого и звонок шефажене.

По мере приближения конца рабочего дня на душе у менястановилось все противнее. Одно дело — стучать на нелюбимого шефа, и совсемдругое — на любимого мужчину. Листок из блокнота жег мне руки. Я сунула его всумочку и медленно двинулась в сторону «Белорусской». Все во мне бунтовалопротив этой поездки. Ноги не шли, сделавшись пластилиновыми, горло пересохло,руки тряслись.

Я немного постояла перед входом в метро, потом плюнула и,достав из сумочки злосчастный листок, бросила его в урну. Отряхнув руки, словноот какой-то гадости, я отправилась гулять по дорогим магазинам. Когдафээсбэшники позвонят (а они позвонят обязательно!), я скажу, что передумала.Что просто не могу предавать своего шефа. Что для меня это настоящая пытка.Лучше уж я уволюсь.

Мысль об увольнении пугала. Уволиться — означает потерять извиду объект своего обожания. Ради чего я должна жертвовать личным счастьем?

Егор дал о себе знать в десять часов вечера. Я только вышлаиз душа и, включив фен, едва не прозевала телефонный звонок., — Ну? —спросил он, не считая нужным представляться. — Почему вас не было вусловленном месте?

От его голоса все мои внутренности мгновенно сжались вкомок. Туда же попал и язык. Я еле-еле вытащила его из общей кучи-малы ипромямлила:

— Я подумала и посчитала это непорядочным. Ну… следитьза своим начальником. Который мне как отец родной…

— Послушайте, девушка, — процедил Егор. —Кажется, вы в субботу плохо меня расслышали. Я кое-что сказал про вашего мужа.Ведь он вам дорог? Хотя бы как материальный источник существования?

— Зачем вы меня пугаете? — возмутилась я. —Это некрасиво!

Егор рассмеялся в трубку, как Фантомас в одноименном фильме— с отчетливыми раздельными «ха-ха-ха».

— Я вас не пугаю, а предупреждаю, — прошипелон. — А предупреждаю я всего один раз. Понятно?

Телефон посылал короткие гудки прямо в мой мозг, лихорадочноискавший способ избежать ловушки. Они угрожают. Матвей — самая близкая мишень.Еще у меня был младший брат в Смоленске, а у него, в свою очередь, умница-женаи двое очаровательных детишек. Я поняла: если что — дело дойдет и до них. Гдеже выход?

Вторник прошел гораздо хуже, чем понедельник. Несмотря нато, что я снова облачилась в свое старое платье, Горчаков поглядывал на меня сподозрением и разговаривал как-то странно, будто я только что перенесламозговую горячку. Липа оставалась невозмутимой, словно факир в окружениивосторженной публики.

— Жара действует на умственные способностимужчин, — сделала она вывод после того, как Горчаков вышел в приемную,молча постоял на пороге, стушевался и снова скрылся в своем кабинете.

— Мне кажется, его потрясло то, что вчера я пришла наработу полуголой, — честно призналась я.

— Так это ж было вчера. Думаешь, он настольковпечатлительный?

Я пожала плечами. И тут на моем столе зазвонил телефон. Этоснова оказался Егор. Наверное, он решил начать психическую атаку.

— Марина Александровна? Надеюсь, вы сегодня придете?

— Нет, не приеду, — дрожащим голосом заявилая. — Я же вам все популярно изложила вчера.

— И не передумали? — с преувеличенным сожалениемсказал он. — Наверное, я плохо все объяснил. Ну ничего, в следующий разпостараюсь сделать это более доходчиво.

Я положила трубку на рычаг, попав только с третьего раза. Вгорле у меня стоял ком, я готова была разреветься. Две слезинки повисли у меняна ресницах. В этот момент в поле моего зрения снова появился Горчаков.

— Что случилось? — тревожно спросил шеф, подходя кмоему столу.

— Ничего, — пробормотала я. — Все в порядке.

— Я же вижу, что нет.

— Какой-то тип добивается от нее взаимности, —сказала со своего места Липа, нимало не смущаясь. — Наверняка чем-нибудьшантажирует. Я права, Мариша?

— А вы разве не замужем? — растерянно спросил шеф.

Липа фыркнула, собирая свой портфель, я предпочла простокивнуть.

— И что ваш муж, он… м-м-м… никак не реагирует наситуацию?

Липа жизнерадостно попрощалась с нами и вышла из офиса.Слезинки сорвались с ресниц и покатились по щекам, подгоняемые следующими.

— Он… Он ничего не знает, — пробормотала я,пытаясь остановить слезы.

Почему-то мне казалось, что, проявляя ко мне повышенноевнимание, Горчаков как бы играет на руку фээсбэшникам.

— Я не могу вам чем-то помочь? — неуверенноспросил шеф.

— Нет, ну что вы, Сергей Алексеевич! Мне так неловко. Ясама разберусь. Но все равно спасибо за предложение.