Командарм - Макс Мах

— Я… — собственный голос показался скрипом ржавых петель.

— Живой! — облегченно выдохнула Кайдановская. — А то уж я испугалась. Вы так…

Но тут за тонкой дверью послышался быстро усиливающийся шум. Голоса, громкие звуки шагов в подкованных сталью сапогах. В дверь стукнули, и она тут же — почти без паузы — распахнулась.

— Показывайте покойника! — потребовал кто-то перетянутый ремнями, и Кравцов наконец нашел в себе силы сесть.

— Здравствуйте Иона Эммануилович, — через силу сказал он, узнав военного.

Якир практически не изменился. Такой же молодой, энергичный, черноволосый… Впрочем рассмотреть детали Кравцов пока не мог. Приходилось исходить из общего впечатления, а оно именно таким и было: Якир.

— Так, — лицо Якира, по-видимому, дрогнуло.

Во всяком случае, Кравцову показалось, что вид "живого трупа" произвел на начдива-Сорок пять некое сильное впечатление.

— Таак… — правда жизни открывалась перед Якиром медленно, с трудом и не без боли, что говорило в его пользу. — Макс Давыдович? Ведь я не сплю?

— И не надейтесь, — Кравцов встал, с трудом выпрямив слабое, немощное тело. — Но если не признаете, по гроб жизни являться буду…

И тут Кравцов "вспомнил" когда и как умрет Якир, и встревожился. Знание было неправильное, но главное — неуместное и несвоевременное, и его следовало на время убрать подальше.

"На какое время?" — очень по-деловому спросил себя Кравцов и мысленно пожал плечами. Ответа не нашлось, имелось лишь ощущение, что "с этим всем следует погодить".

"Погожу", — решил он, глядя Якиру в глаза.

— Значит действительно живой, — покачал головой Якир и, шагнув к Кравцову, крепко обнял его, прижимая к широкой груди.

Порыв выглядел искренним. Объятие — крепким. Запах пота и табака узнаваемый, солдатский…

"Не ссучился… — решил Кравцов, позволяя бывшему начдиву тискать себя в дружеских объятиях. — Пока".

5.

— Рассказывайте, — предложил Якир.

— Да, нечего вроде, — пожал плечами Кравцов. — В марте двадцатого, выходит, меня "убило", а очнулся я только месяц назад. Значит, тоже в марте. Год списан вчистую, как не было. Так о чем говорить?

— Пенсию инвалидную хотите? — прямо спросил Якир.

— Так врачи, навряд ли… — хотел возразить Кравцов, не желавший никого обманывать.

— А кто их спрашивать будет? — пожал широкими плечами Якир. — Вы были ранены. Это факт, но "что и как" — это дело командования. Полагаю, я могу решить это своей властью.

— Если я выгляжу так же, как себя чувствую…

— А я вас на дивизию и не поставлю, — отмахнулся командующий Киевским округом. — Да, мне никто и не позволит. Начдив — номенклатура ЦэКа. Дивизиями Лев Давыдович ведает, а вот в штаб округа, "для особых поручений"… почему бы и нет?

— В строй…

— В строй, — подтвердил Якир, внимательно рассматривая Кравцова, словно увидел его впервые. — Отъедитесь маленько, придете в норму… А там, глядишь, и на дивизию выдвинем, или на корпус. Вы ведь, Максим Давыдович, в Красной Армии не последний человек. Тем более, здесь на Украине. Здесь вас многие помнят…

— Григорий Иванович, например… — осторожно предположил Кравцов.

— Котовский в Бессарабии, — как бы невзначай обронил Якир. — Вроде бы недалеко… От Одессы рукой подать. Но все-таки не здесь. Но вас и в Москве кое-кто помнит, и вообще…

— Кое-кто, — согласился Кравцов, подумав о Михаиле Михайловиче Лашевиче и о Егорове, с которым был скорее дружен, чем наоборот. Впрочем, за время Гражданской с кем только не сводила судьба! Но если в отношении некоторых — Гиттиса, например, или Серебрякова — это был всего лишь факт их и его биографии, то с другими — как, скажем, с Уборевичем — Кравцова связывало чувство настоящего боевого товарищества. Ну, и репутация, разумеется, у него имелась тоже. Как без нее!

— Значит, согласны? — расставил точки над "И" Якир.

— А вы, стало быть, сомневались? — поинтересовался Кравцов.

— Не так, чтобы очень, — улыбнулся командующий округом. — Но кто вас знает?

"Увечного", — мысленно закончил за Якира Кравцов.

— Тоже верно, — сказал он вслух, гадая, что же теперь?

— Тогда, так, — мягко, но властно положил ладонь на стол Якир. — Сейчас вас отвезут на одну из наших дач. Есть у нас тут несколько строений на Фонтанах, для разных надобностей. Паек усиленный, морской воздух, и газетные подшивки… Вы, мне помнится, языки знаете, Макс Давыдович?

— Знаю, — пожал плечами Кравцов. — Итальянский, французский… немецкий похуже, английский и латынь — через пень-колоду…

— Ну, вот и славно, — кивнул Якир. — У нас тут после эвакуации интервентов масса книг по военной тематике осталась, читать только некому и некогда. А вы вроде бы в отпуске, — снова улыбнулся он, — но и на службе. Почитайте… вдруг, что дельное найдете. Опять же партийные документы, газеты… Свежим, так сказать, взглядом. Мне было бы интересно услышать ваше мнение. Или, скажем, прочесть. Ну, как?

— Звучит заманчиво, — усмехнулся Кравцов. — Мне ли привередничать?

6.

"Дачкой" оказался вполне обжитый каменный дом, окруженный оставленным в небрежении фруктовым садом и лоскутным забором, кое-где кирпичным, а кое-где и дощатым, но неизменно высоким. При воротах, в сторожке, находилась вооруженная охрана, а в самом особнячке обитали несколько солдат и младших командиров, своими повадками, возрастом и речью живо напомнивших Кравцову старорежимных фельдфебелей. Впрочем, к нему они касательства не имели. Только если печь истопить — ночи все еще были прохладные — или покашеварить: питались все вместе из одного котла, но не так и плохо по нынешним не слишком сытым временам. Суп, какой-никакой, каша, отварная картошка, и мясо перепадало, хотя чаще все-таки рыба. А в остальном — благодать. Красноармейцы сами по себе, но и Кравцов предоставлен своим собственным страстям. Комнату ему выделили большую, светлую с эркерным окном. Кровать — с настоящим постельным бельем, подушкой и шерстяным одеялом — стол, пара стульев, да пошедший трещинами старый гардероб с вделанным в центральную створку мутным, "поплывшим" от возраста и жизненных невзгод зеркалом. В шкафу Кравцов до времени хранил всего лишь две смены белья, шинель, да кое-какие мелочи, вроде иголки и мотка ниток, подаренных ему по доброте душевной странной командой не поймешь какого военного учреждения, помещавшегося на "дачке". Впрочем, уже на следующий день после вселения, один из "вахмистров" свел Кравцова в обширный подвал и, сделав широкий жест тяжелой крестьянской рукой, предложил брать, "все, что потребно". Под низкими арочными сводами, выведенными из красного кирпича на растворе, стояли ящики и плетеные корзины, заполненные весьма разнообразным добром, в том числе и книгами. В тот же день Кравцов помаленьку и с передышками, а то и вовсе с помощью "господ старослужащих" перетащил к себе наверх три десятка книг на четырех языках, немецкую пишущую машинку "Рейнметалл", богатый письменный прибор, остававшийся пока, правда, без чернил, и замечательную бронзовую пепельницу, которая на самом деле ему была совершенно не нужна.