Смерть понтифика - Луис Мигель Роча

Пожилой сеньор с усиками поднимается по ступеням, опираясь на палочку. Его сопровождает человек в костюме от «Армани». Приблизившись к запертой двери на третьем этаже, за которой не слышно ни шороха, помощник с неожиданно громким усилием пытается повернуть ключ в замочной скважине.

— Не торопись! — старик запыхался. — Дай отдышаться!

Помощник слушается. Проходит некоторое время, старик восстанавливает дыхание, и к нему возвращается царственная осанка, и вот уже трость — символ власти, а не костыль. Единственный жест: помощнику позволено открыть дверь. Тот дважды поворачивает ключ, и с легким отвращением вглядывается в помещение. Входят, не церемонясь. Первым — старик, а следом второй, бесшумно закрыв дверную створку.

— Ну и где он? — спрашивает старик.

— Говорят, в комнате оставили.

Оба направляются к распростертому на кровати человеку. Он ранен в плечо, и простыни замараны кровью. По лицу и телу стекает пот. Лежащий одет в рубаху-безрукавку и трусы. Поднимает голову, смотрит на вошедших. Несмотря на унизительность положения, он не выглядит сломленным. Это монсеньор Вальдемар Фиренци.

— Монсеньор, — приветствует его старик с усмешкой на губах.

Фиренци неподвижен.

— Так это вы… — чуть слышно произносит раненый.

— Собственной персоной, — старик обходит кровать и садится рядом с монсеньором, на стул у кровати. — Вы надеялись улизнуть?

— От кого? — С лица кардинала не сходит удивленное выражение.

— Не валяйте дурака, дорогой друг! У вас есть нечто, принадлежащее мне. Я всего лишь намерен вернуть свою собственность.

Фиренци оглядывается на помощника: тот вешает снятое пальто на спинку стула.

— Не понимаю, о чем вы.

Губу священника разбивает пощечина. Изо рта стекает струйка крови. Оправившись от удара, Фиренци видит, что рядом с ним возвышается подручный старика. На лице его застыло ледяное выражение.

— Дражайший монсеньор, мне бы не хотелось использовать против вас насильственные методы, чтобы заставить вас вернуть чужую собственность, но вы крайне меня расстроили. Настолько, что даже не знаю, смогу ли совладать с собой в следующий раз. В конце концов, вы же ограбили меня. — Маэстро склоняется к Фиренци. — Поймите всю серьезность положения, вы — вор! Если нельзя доверять служителям церкви, то кому остается? — Старик встает и задумчиво направляется в спальню. — Понимаете, какие сложные проблемы вы заставляете меня решать? Мои надежды и моя любовь обмануты самой церковью! Господь ниспослал сына своего, чтобы очистить мир от лжи… И что же теперь остается, дорогой мой монсеньор, спрашиваю я вас? — Маэстро смотрит священнику в глаза: — Что же вы натворили?

— Вам прекрасно известно, что я сделал, — отвечает Фиренци.

— Что вы сделали? Что?! — Вот на этом-то, на действиях, и стоит мир! Все мы что-то делаем!

— Не паясничайте, — перебивает монсеньор, и тут же получает новую пощечину, в то же место, что и раньше. Тем самым ему дают понять, что говорить со стариком в таком тоне недопустимо.

— Я не могу сидеть здесь с вами целый день! Мне нужны бумаги, в прежнем виде! Сейчас же говорите, где они находятся!

Священник получает новый удар, без всякого повода: он не произнес ни слова. Лицо распухло. Кровь уже течет по шее и пачкает рубаху.

— Господь не только возлагает на нас бремя, но и дает силы, чтобы вынести его, — произносит монсеньор.

— Согласен. Посмотрим, какими силами он наделил вас, — отвечает старик и подаст подручному знак.

Допрос прерывает звонок мобильного телефона. Несмотря на жестокость пыток, выяснить удалось немногое. Какой-то монастырь в Буэнос-Айресе, имя…

Помощник прерывается, чтобы достать трубку из кармана пальто. Пока он отвечает на звонок, старик вновь приближается к Вальдемару Фиренци. Похоже, он немного устал: возраст уже не тот, чтобы выносить подобное.

— Ну же, дорогой мой сеньор, скажите, где бумаги, и все сразу же закончится. Обещаю. Избавьте себя от лишних страданий.

Священник всматривается в глаза мучителей. Вера словно придает ему сил. Кровавая струйка вытекает изо рта, вьется по подбородку, капает на грудь. В голосе — нескрываемая боль, мрачная решимость:

— Господь прощал грехи… А если он прощал, то и я прощу.

Старику требуется несколько секунд, чтобы осмыслить сказанное. Затем — легкий, исполненный ненависти жест. Понимает, что большего ему от Фиренци не добиться. Помощник прекращает разговор и шепчет на ухо шефу:

— Нашли зацепку в его ватиканском жилище.

— Какую еще зацепку?

— Какая-то португальская журналистка, живет в Лондоне…

— Любопытно. Пробили?

— Дочь бывшего члена организации. Решение принято молниеносно:

— Позвоните нашему человеку. Пусть навестит курию в Буэнос-Айресе, может быть, будет какой-нибудь результат. Затем пусть ждет новых распоряжений в Гданьске. Позже ты сам отправишься следом.

— Хорошо, сеньор, — услужливо отвечает подручный. — А что делать с монсеньором?

— Причастить, — следует незамедлительный ответ. — Жду тебя в автомобиле.

Попрощавшись с подручным дружеским тычком в плечо, старик уходит, даже не взглянув на монсеньора Фиренци — кардинал ему больше не нужен….

Не слышит старик и сухого хлопка, положившего конец страданиям священника. Опираясь на палку, спускается по лестнице, прижимая к уху телефон. Теперь уже не требуется изображать царственную поступь, да и образ дряхлого старика — гораздо правдоподобнее. На другом конце линии отвечают на звонок.

— Джеффри Барнс? У нас проблема.

Для Сары Монтейро, пролетавшей на обратном пути над своим домом, ни один город не мог сравниться с Лондоном. Самолет возвращался из Португалии, из Лиссабона, и в ожидании посадки почти час кружил над аэропортом, но для Сары Монтейро это было как нельзя кстати после пятнадцати дней нудного отпуска в гостях у родителей — капитана португальской армии и английской преподавательницы. От матери Сара унаследовала английский вариант написания своего имени, а также любовь ко всему британскому.

Не то чтобы она не любит Португалию, совсем наоборот — ей нравится эта милая страна, она там родилась. Но она считает, что несмотря на древнюю историю в Португалии слишком много потрясений и слишком мало перемен. В общем, для Сары эта страна становится конечным пунктом путешествия дважды или трижды в год. Ей нравится проводить Рождество на даче, рядом с Бежа, в Алентежо, где поселились родители, выйдя на пенсию. Свежий воздух, совсем непохожий на атмосферу британской столицы, благотворно сказывается на здоровье…

Можно сказать, что посадка самолета прошла нормально — если не забывать, что даже при самых мягких посадках не удается избежать толчков и потряхиваний. Несмотря на то что до спуска трапа оставалось еще не меньше двадцати минут, пассажиры устроили давку за право первыми взять багаж и покинуть самолет.