То, что мы прячем от света - Люси Скор

Мне нужно, чтобы одна вещь пошла по-моему. Всего одна. Например, распродажа туфель или, ну не знаю, как насчёт хоть одной подвижки в этом деле, пока я умом не тронулась?

На сей раз вселенная ответила телефонным звонком.

Вселенная была засранкой.

— Привет, мам, — ответила я, ощущая одновременно раздражение и привязанность.

— Вот и ты! Я беспокоилась, — Бонни Солавита не была беспокойным человеком от рождения, но приняла навязанное ей бремя и с энтузиазмом вошла в роль.

Я не могла сидеть смирно во время этих ежедневных разговоров, так что встала с комковатого дивана и направилась к столу.

— Я несла кое-что вверх по лестнице, — объяснила я.

— Ты же не перетруждаешься, нет?

— Это всего один чемодан, и всего один лестничный пролёт, — сказала я, открывая коробку с файлами. — Чем вы там занимаетесь? — перенаправление — это волшебная палочка, которая сохраняла невредимыми мои отношения с родителями.

— Я еду на маркетинговую встречу, а твой отец где-то под капотом этой проклятой машины, — сказала она.

Мама взяла затянувшийся дольше необходимого перерыв от работы директором по маркетингу, чтобы иметь возможность душить меня заботой, пока я не уехала в колледж за три штата от них. С тех пор она вернулась на работу и вскарабкалась по карьерной лестнице до поста исполнительного директора в национальной организации здравоохранения.

Мой отец, Гектор, через шесть месяцев должен был выйти на пенсию после своей карьеры сантехника. «Этой проклятой машиной» именовался давно не видевший техосмотра Мустанг Фастбэк 1968 года, который я подарила ему на день рождения два года назад, благодаря щедрой бонусной выплате на работе. У него была такая машина, когда он был ещё молодым привлекательным холостяком в Иллинойсе, но потом он обменял её на хороший пикап, чтобы произвести впечатление на дочку фермера. Папа женился на этой дочке фермера (моей матери) и последующие десятилетия скучал по своей машине.

— Он уже сумел её завести? — спросила я.

— Пока нет. Он чуть не уморил меня со скуки вчера за ужином, заведя двадцатиминутную беседу о карбюраторах. Так что я ответила ему тем же, объяснив, как мы меняем свои рекламные посылы, опираясь на демографию разрастающихся пригородных зон на Восточном Побережье, — самодовольно объяснила мама.

Я рассмеялась. У моих родителей были такие отношения, где они оба, несмотря на их различия, несмотря на долгие годы в браке, всё равно поддерживали друг друга больше всех на свете… и раздражали тоже больше всех.

— Весьма типично для вас обоих, — сказала я.

— Постоянство — ключ к успеху, — пропела мама.

Я услышала, как кто-то на другом конце линии задал торопливый вопрос.

— Возьми второй вариант для презентации. Я вчера вечером внесла в него несколько правок. О, и принеси мне бутылочку Pellegrino, будь любезна? Спасибо, — мама откашлялась. — Извини за это, милая.

Разница между её тоном бизнес-леди и мамским голосом неизменно меня веселила.

— Никаких проблем. Ты занятая бизнес-леди.

Но не настолько занятая, чтобы забывать проведать дочь в отведённые для этого дни.

«Да-да». Учитывая железный график моей матери и желание моих родителей убедиться, что я постоянно в порядке, мне приходилось почти каждый день говорить с кем-то из моих родителей. Если я избегала их слишком долго, они заявлялись ко мне на порог без предупреждения.

— Ты всё ещё в округе Колумбия, так? — спросила она.

Я вздрогнула, зная, что будет дальше.

— Поблизости. Это маленький городок к северу от округа Колумбия.

— Именно в маленьких городках занятых женщин-карьеристок соблазняют местные грубоватые владельцы бизнеса. Ооо! Или шерифы. Ты уже встречала шерифа?

Несколько лет назад коллега подсадила мою маму на любовные романы. Каждый год они вместе уезжали в отпуск, подстроенный под автограф-сессию какого-нибудь автора. Теперь мама ожидала, что моя жизнь в любой момент превратится в романтическую комедию.

— Шеф полиции, — поправила я. — И на самом деле, он живёт в соседней квартире.

— Мне в тысячу раз спокойнее, зная, что у тебя правоохранительные органы по соседству. Они имеют навыки оказания первой медицинской помощи, знаешь ли.

— И кучу других специальных навыков, — сухо произнесла я, стараясь не раздражаться.

— Он холост? Симпатичный? Есть какие-то тревожные сигналы?

— Думаю, да. Определённо. И я не настолько хорошо его знаю, чтобы заметить тревожные сигналы. Он брат Нокса.

— О.

Мама сумела вложить немало в этот односложный ответ. Мои родители никогда не встречались с Ноксом. Они лишь знали, что мы встречались (очень недолго), пока я училась в колледже, а с тех пор остались друзьями. Мама по ошибке винила его в том, что её 37-летняя дочь до сих пор оставалась незамужней.

Не то чтобы она отчаянно желала погулять на моей свадьбе и получить внуков. Просто мои родители не сумеют вздохнуть с облегчением, пока в моей жизни не появится кто-то, кто возьмёт на себя роль обеспокоенного защитника. Неважно, насколько самостоятельной я стала. Для моих мамы и папы я до сих пор была пятнадцатилетним подростком на больничной койке.

— Знаешь, мы с твоим отцом как раз поговаривали о том, чтобы съездить куда-нибудь на выходные. Мы можем прыгнуть на самолёт и прилететь к тебе в конце этой недели.

Мне меньше всего нужно, чтобы кто-то из моих родителей ходил за мной хвостиком по городу, пока я пытаюсь работать.

— Я не знаю, надолго ли задержусь в городе, — дипломатично сказала я. — Я практически со дня на день могу отправиться домой, — это вряд ли, если только я не найду что-либо, что уведёт дело в новом направлении. Но хотя бы это не было откровенной ложью.

— Я не понимаю, как управление корпоративным обучением может иметь такой нестабильный график, — протянула мама. К счастью, прежде чем мне пришлось придумывать правдоподобный ответ, я услышала очередной приглушённый комментарий на её конце линии. — Мне пора, милая. Совещание начинается. В любом случае, дай мне знать, когда поедешь обратно в Атланту. Мы прилетим и навестим тебя перед твоим визитом домой на День Благодарения. Если правильно подгадать время, то мы сможем пойти с тобой к врачу.

Ага. Как будто я пойду к врачу в сопровождении моих родителей. Разбежалась.

— Мы поговорим об этом попозже, — сказала я.

— Люблю тебя, милая.

— И я тебя.

Я сбросила вызов и испустила выдох, перешедший в стон. Моя мать даже с расстояния сотен миль умудрялась вызывать такое ощущение, будто она прижала подушку к моему лицу.

В дверь постучали, и я настороженно покосилась туда, гадая, не ждёт ли за ней моя мать с визитом-сюрпризом.

Но далее последовал грохот, больше напоминавший раздражённые пинки ботинком по основанию двери. Следом раздалось ворчливое:

— Лина, открывай. Это дерьмо тяжёлое.

Я