Царское наследство - Мария Жукова-Гладкова

Первым в моем списке был Павел Прокофьевич Криворогов, отец моей русской подруги Аньки, с которой мы вместе учились в элитной швейцарской школе для девочек. Павел Прокофьевич много раз меня консультировал, всегда готов ответить на вопросы по России и русским, и я всегда в Петербурге останавливаюсь в его доме.

Анька была старшей и любимой дочерью малого нефтяного короля, который уже успел обзавестись четырнадцатью детьми и был женат пять раз. Анька недавно вышла замуж за журналиста и, по крайней мере, от несчастной любви не страдала, что было для нее обычным делом. Однако страдала от диетической депрессии, хотя ее муж постоянно говорил ей, что любит пухленьких женщин и Ане совершенно не надо худеть. Но Анька все равно продолжала ограничивать себя в еде и из-за этих ограничительных диет пребывала в постоянном стрессе. В общем, Анька боролась с лишним весом, муж боролся с ее диетами. Уже за одно это я готова была его уважать. Может, он на самом деле ее любит и женился не только из-за того, что она дочь Криворогова? Пока я не знала точного ответа на этот вопрос. Хотя ведь одно другому не мешает. Но в этой истории Анька не будет играть никакой роли, поскольку ей сейчас не до приключений. Она наслаждается тихой семейной жизнью[1].

Я позвонила Павлу Прокофьевичу и изложила суть дела. При упоминании фамилии Доброчинского нефтяной король начал посмеиваться. В России многие граждане с интересом ждут, что олигарх-диссидент придумает новенького.

Павел Прокофьевич обещал поговорить со своим шефом, с которым я тоже была знакома, правда, не так хорошо, как с Кривороговым, и не могла запросто набрать номер и изложить проблему.

Но большой нефтяной король позвонил сам. Как я поняла, он не упускал возможности оказать какое-то содействие крупным московским чиновникам, переехавшим в столицу из Питера, и таким образом напомнить о себе, любимом. Он обещал организовать мне встречу с кем-то в Москве, правда, рекомендовал сразу же приезжать вместе с дядей Ричардом и просил не забыть упомянуть его фамилию в моих репортажах.

Нефтяник слово сдержал и организовал мне встречу с Очень Большим Чиновником, чего я, признаться, никак не ожидала.

Очень Большой Чиновник общался со мной и дядей Ричардом недолго, но в том кабинете, который часто показывают в программах новостей. Он явно подготовился к нашей встрече (или просто помощники хорошо поработали). Очень Большой Чиновник ввернул несколько слов про Чечню и мои репортажи оттуда, за которыми он, оказывается, в свое время внимательно следил, и высказал уверенность в моем объективном освещении процесса передачи ценностей России. Он также сообщил нам, что деньги согласились пожертвовать олигархи (которые хотят оставаться олигархами и дальше) и процесс упаковки коллекции в присутствии представителей государства Российского и дяди Ричарда начнется только после того, как вся требуемая сумма поступит на счета дяди Ричарда. Никаких торгов из-за суммы не было. Да и что торговаться? Не государство же платит! А олигархи, желающие оставаться олигархами, выложат столько, сколько сказано, как миленькие. Доставку и охрану обеспечит Борис Сигизмундович Доброчинский, который за свой дар (пустые ведра) и эту организацию получит прощение. Чего ж не простить, раз покаялся, да и срок давности по большинству прегрешений давно истек. Тем более в России от него может быть кое-какая польза. Я, признаться, даже не догадывалась, какая польза может быть от Доброчинского государству (любому), но спрашивать не стала.

В конце аудиенции мне было предложено с этой минуты контактировать с неким Петром Ильичом в Петербурге, который будет контролировать процесс приема даров русской стороной. Помощник тут же вручил мне визитку со всеми координатами чиновника. На прощание Очень Большой Чиновник заявил, что на открытие таблички с указанием дарителя приедет лично и надеется во время этого процесса снова увидеться со мной и дядей Ричардом, только теперь в Петербурге.

Во время командировок в Петербург я иногда не успеваю встретиться со всеми своими русскими знакомыми, которые там проживают. Однако есть люди, с которыми я стараюсь встретиться обязательно. Это, например, Клавдия Степановна, дама младшего пенсионного возраста, очень активная и энергичная, с которой нас неоднократно сталкивала жизнь. Рост Клавдии Степановны под метр восемьдесят, она не худая и не полная, светлые волосы обычно укладывает в кичку, красит только губы. Ее нельзя не заметить, но не из-за роста, а из-за кипучей активности. У Клавдии Степановны имеется один предрассудок – она считает, что все женщины обязательно должны побывать замужем, хотя бы один раз, хотя бы на один день, а потом уже можно жить спокойно. С теми, кто не побывал, она постоянно проводит воспитательную работу. Я подобному «воспитанию» не поддаюсь, а Клавдия Степановна не прекращает усилий. Это – единственное, что меня достает в общении с ней. Но я предпочту оказаться в экстремальной ситуации именно с этой русской дамой, хотя даже на краю гибели придется терпеть все ее наставления в плане замужества (или пропускать их мимо ушей, что обычно и делаю). На нее на самом деле можно положиться.

Перед поездкой в Петербург я связалась с Клавдией Степановной по электронной почте, которую она в отличие от многих российских пенсионеров легко освоила. Ответ пришел в тот же день, и я в очередной раз удивилась, какой маленький город Петербург – все всех знают или имеют знакомых, которые знают других знакомых.

Клавдия Степановна училась в институте в одной группе с Петром Ильичом. И он, и она недолго задержались в инженерах. Клавдия Степановна быстро переместилась в торговлю, что, по-моему, ей очень подходило, а Петр Ильич двинулся вначале по комсомольской, потом по партийной линии. Видимо, Петр Ильич всегда держал нос по ветру, раз и после кардинальных перемен в России остался на плаву и до сих пор занимает высокий чиновничий пост.

Клавдия Степановна просила меня взять ее с собой на встречу с Петром Ильичом. Я подумала, что мне лично от этого может быть только польза. Я не знала, что собой представляет Петр Ильич, я даже примерно не могла предугадать, что от него ждать, а отношение к русским чиновникам у меня предвзятое. С Клавдией Степановной же они знакомы с молодости. И она – русская пронырливая тетка, которая может уловить то, что не замечу я. В мою английскую голову не приходят такие вещи, которые появляются у русских, поэтому в России я предпочитаю иметь рядом с собой русских граждан, которым доверяю.

Я также знала отношение Клавдии Степановны к предметам искусства, которые, по ее мнению, должны являться достоянием всего народа. Клавдия Степановна любила кольца, серьги, браслеты, броши, но все остальное хотела видеть в музеях. Крупные кресты она не могла на себя надеть, серебряные ведра ей тем более не требовались, поэтому она заявила, что со своей стороны окажет всякое содействие в доставке коллекции в Эрмитаж. Несмотря на содействие, обещанное мне государством Российская Федерация (в лице Очень Большого Чиновника), я считала, что вполне может понадобиться и помощь одной гражданки, не занимающей никаких постов. На мой вопрос о подаче спиртного на стол в ведрах Клавдия Степановна ответила, что лично знает массу мужчин, которые проголосуют за это обеими руками. Но их жены будут против – и будут надевать ведра мужьям на головы.