Предчувствия и свершения. Книга 1. Великие ошибки - Ирина Львовна Радунская

Такое сообщение действительно было выслушано членами Французской академии наук. Пожелтевшие за сорок лет страницы одного из наиболее авторитетных научных журналов свидетельствуют, что учёные мужи слушали сообщение Бижурдена! Более того, месье Бижурден был членом Французской академии наук, иначе после его фамилии была бы указана фамилия академика, представившего коллегам его труд. Так принято в академической практике.

Это «открытие» состоялось всерьёз! Самое курьёзное, на мой взгляд, даже не то, что его автор — один из членов Французской академии наук, а то, что доклад об этом открытии выслушали и приняли к печати остальные члены прославленной академии! И мудрецам свойственны капризы и прихоти.

ХОББИ

Заблуждения не покидают нас никогда.

Гёте

Атмосфера здесь фиолетовая

Человек ушёл из жизни, а его дом,

вещи, которые он собирал, расставлял, развешивал по своему вкусу, понятию гармонии и уюта, стойко хранят черты его духовного облика.

С особой остротой я почувствовала это в Веймаре, в домах-музеях трёх великих людей: Шиллера, Листа и Гёте.

Пропитанный артистизмом, утончённостью, выдающий капризную, вдохновенную душу хозяина, дом Листа лучше всяких справочников и путеводителей рассказывает о бурной, прихотливой жизни артиста и композитора. Красноречивы и онемевший рояль, и золотая дирижёрская палочка, и затихшая гостиная, свидетельница триумфа и восторгов, теперь закутанная в траур тяжёлых штор. Здесь витает тень великого музыканта.

Дом Шиллера, не умеющий скрыть стеснённых обстоятельств последних лет жизни поэта… Вас осеняет нежность, задумчивость, печаль.

И большой, бюргерского вида дом Гёте — удивительный, озадачивающий, разочаровывающий, настораживающий.

Здесь всё сбивает с толку, здесь неуместен привычный образ великого человека, заложенный в каждом из нас со школьных лет. Неужто в этих покоях жил поэт, писатель, мудрец?

Чопорность, тяжёлая роскошь многочисленных комнат мешают представить себе здесь романтичного Гёте. Они больше пригодны для вельможи… Впрочем, Гёте и был вельможей, придворным при своём государе. Мраморные скульптуры далеко не изысканного вкуса, безделушки, собранные во время путешествий, картины — всё это аксессуары раутов и приёмов, где царил государственный деятель, тайный советник Саксен-Веймарского герцогства фон Гёте.

Но неожиданно вы попадаете в закуток, словно предназначенный для прислуги. Контраст между ним и парадными покоями ошеломляет. Простота до убожества, лаконичность до нищеты. В обстановке — обнажённая необходимость. Длинный дощатый стол, старое кресло с деревенским простым пледом. Тут работал Гёте-поэт. Здесь, по преданию, семидесятичетырёхлетний старец, влюблённый в юную Ульрику, заканчивал гениальную «Мариенбадскую элегию», последнюю лебединую песнь любви.

Вдоль стен — грубо сколоченные стеллажи, на них нехитрая научная аппаратура, призмы, линзы и огромное количество минералов. Тут трудился Гёте-учёный.

Именно здесь вдруг вспоминаются слова Стефана Цвейга, неожиданные для образа Гёте, любимца и поклонника красивых женщин, художника, острослова, остроумца: «Замкнутый, суровый, педантичный старик, в котором поэзию почти вытеснила заскорузлая учёность».

Здесь, в своём рабочем кабинете, сняв парадную одежду и ордена, остыв от дипломатии, лести, притворства, Гёте размышлял над загадками бытия, взаимосвязью явлений природы и пытался понять тайну цвета.

Аппаратура для научных исследований говорит о том, что Гёте не только любовался минералами, но применял их для изучения законов распространения света. Он даже создал свою теорию цвета, противопоставив её ньютоновой.

Увлечение Гёте проблемой цвета началось в Италии. Ослеплённый обилием солнца, горячих, ярких красок, Гёте много рисовал, общался с художниками, старался постичь их умение добиваться чистых тонов, различных цветовых нюансов, которым виртуозно владели итальянские мастера. Но Гёте не удовлетворяло подражание, он искал понимания законов цвета. Он был наделён интуицией исследователя, поэтому стремился овладеть не только итальянской техникой живописи, но и умением добиваться определённых цветовых эффектов путём смешивания красок. Он пытался проникнуть в тайну тёплых и холодных тонов, понять связь цвета и вызываемого им настроения. Гёте интересовали законы, формирующие в человече-ском глазу ощущение цвета.

Позже французский художник Шарден скажет: «Художник пользуется красками, но пишет чувством, ощущением». Он имел в виду, что настоящий художник вкладывает в картину сердце и выражает в ней эмоциональное отношение к изображаемому предмету. Шарден хотел сказать и то, что каждый художник обладает собственным видением, ощущением атмосферы, окутывающей предмет.

Цветовая атмосфера — не пустой звук. Её ощущают все люди, только в разной степени. Недаром победу, радость связывают с красным цветом; мечту, надежду — с голубым.

В наши дни дизайнеры, врачи и психологи совместно обдумывают окраску цехов, машин, мебели, приборов, тип освещения для жилых и производственных помещений. Доказано, что правильный подбор красок, яркость света повышают производительность труда, уменьшают травматизм и способствуют сохранению здоровья и хорошего настроения.

Место цвета в жизни человека, значени

Скрябин пытался объединить музыку с цветом, создать цветомузыку: вместе с нотной строкой он давал указания о характере освещения в зале. Однажды, проигрывая «Прометея» и не поняв значения слов «tastiera per luce», придуманного Скрябиным цветового сопровождения, Рахманинов спросил его: «Какого цвета эта музыка?»

Скрябин обиделся: «Цветная не музыка, а атмосфера, окутывающая слушателей… Атмосфера здесь фиолетовая…»

Гёте против Ньютона

Размышляя о тайне цвета, Гёте прежде всего искал ответа в научных трудах.

Так он столкнулся с утверждением Ньютона, что белый цвет образуется при смешении семи цветов радуги. И Гёте, конечно же, не поверил этому. Гёте родился через два десятилетия после смерти Ньютона. Кульминации их жизней разделяло столетие. Но и во времена Гёте — конец XVIII и начало XIX века — господствующим сохранялось мнение, что белый и чёрный цвет — две неделимые ипостаси. Многие физики и философы и после Ньютона продолжали считать их фундаментальными понятиями. Представление о чёрном и белом как о полярных сущностях было основой послекантовской натурфилософии: природа обусловлена противоположными силами. В их числе — свет и тьма, чёрное и белое. Утверждение Ньютона, что он расщепил белый свет на семь составляющих, Гёте воспринял как вызов законам природы.

Нельзя сказать, что Гёте спорил, не попытавшись разобраться в работах Ньютона. Он несколько раз хотел пойти на демонстрацию знаменитого опыта Ньютона по разложению белого света. Но опыт этот ставили только в солнечные дни, а Гёте в такие дни никак не удавалось попасть в университет.

Когда Гёте вернулся из Италии в Веймар, он решил сам провести эксперимент. Но у него не оказалось подходящей аппаратуры. Тогда он обратился к своему другу, гофрату Бюттнеру, и одолжил у него оптические приборы. После затянувшегося отсутствия Гёте ждало много неотложных дел, и он долго не мог собраться осуществить свое намерение.

Но однажды Бюттнеру срочно понадобились его приборы и он послал к Гёте нарочного. Гёте не любил расставаться с вещами, не использовав их, и, попросив посыльного обождать, приступил