Волны любви. Маленькие семейные истории - Диана Вран

Часами, как заворожённый, я всматривался в морскую даль из окна номера пансионата, где мы жили, и ждал. Ждал, когда же придет большая волна, чтобы сорваться и бежать на пляж встречать ее. Море было спокойное и какое-то ленивое. Из окна десятого этажа волны казались просто мелкой рябью. Я понимал, что в таких волнах никак не укрыться Черномору.

Я подкараулил в холле девушку из служащих пансионата и спросил, бывают ли на Черном море большие волны. Она ответила, что такие волны приходят ночью или во время шторма. Но во время шторма на пляж никого не пускают, а ночью, малыш, тебе нужно спать. Я замыслил побег.

Главной проблемой было решить как не заснуть ночью или заснуть некрепко, чтобы не проспать нужный момент. Ответ подсказала реклама подгузников, утверждавшая, что сон не так крепок, когда ты спишь мокрым.

Днём я притащил с пляжа две пустые бутылки из-под сока, налил в них воды и спрятал в кровати. Когда мама вернулась с танцевальной вечеринки и легла спать, я вылил одну бутылку себе на пижамку, вторую, для надёжности, в кровать, залез под одеяло и стал ждать. Метод работал. Мне было сыро, неуютно, но я был счастлив. Море шумело, шум нарастал, и я явственно слышал как перекатывается галька под тяжестью воды, как будто кто-то перетирает ее в своих ладонях.

До пляжа я добрался без приключений. Но оказалось, что вход на пляж на ночь закрывают на замок. Решетка, ограждающая территорию пляжа, не доходила до земли, и я принялся делать подкоп. У меня не было никакого инструмента. Я сгребал гальку голыми руками, иногда помогая себе пятками. Я ободрал в кровь коленки и пальцы рук, но добился своего, проник на пляж.

Волны оказались не такими большими как я рассчитывал, и их шум был уже не таким пугающим как из окна пансионата. Я лег поближе к кромке воды и заснул. Утром меня нашли служащие пансионата, пришедшие убирать принесенные ночным прибоем водоросли…

* * *

Эта квартира принадлежала моей бабушке, маминой матери. Дедушку я не знал совсем. Он умер, когда меня ещё не было на свете. Дедушка был врачом и умер на дежурстве в больнице. От него осталось приличное собрание книг по сосудистой хирургии на иностранных языках с множеством цветных картинок. Я их иногда от скуки пролистывал. А еще коллекция папиросных коробок, как оказалось, прекрасный строительный материал в моих руках. Коробок было очень много, и мне хватало их на замки и целые города. Шкаф с медицинскими книгами стоит в кабинете и сейчас, а вот куда подевались те самые папиросные коробки, не могу вспомнить. Некоторые из них очень вкусно пахли. Бабушка сердилась, когда я их обнюхивал и даже облизывал, и, наверное, понемногу выбрасывала. Но примечательнее всего были эпизодические воспоминания бабушки о дедушке, в ее изложении больше похожие на анекдоты.

Бабушка Екатерина Аркадьевна была филологом и всю свою учёную жизнь «просидела», как выражались ее подруги, на Батюшкове. О Батюшкове была написана кандидатская, а потом и докторская диссертации. В гостиной, одновременно и бабушкином кабинете, повсюду лежали тезисы докладов на конференциях, вырезки с ее статьями из научных журналов, обрывки бумаги с какими-то цитатами. Став постарше, я пытался собирать из этих обрывков пазлы, чтобы составить связный текст. Иногда у меня это получалось, и тогда бабушка торжественно объявляла, что у меня врождённый филологический талант и в моей голове зреет мозг гения филологии.

Бабушка занимала профессорскую должность на кафедре русской литературы в университете и имела непререкаемый авторитет среди «батюшковедов». Мне казалось, что этот авторитет держался благодаря ее внешним данным.

Бабушка была крупной женщиной высокого роста с хорошо поставленным ораторским голосом. С таким голосом не поспоришь.

В обычной, ненаучной жизни высокий рост доставлял ей немалые неудобства. Так, она не пользовалась такси. Только в исключительных случаях соглашалась сгибаться в три погибели, чтобы влезть на заднее сиденье машины. Не любила стоять в очереди в кассу в продуктовом магазине. Потому что возвышаясь над толпой, выглядела, ей казалось, в глазах кассирши как народный контроль. Оттого кассирша нервничала, путалась в чеках и деньгах, и очередь замирала на одном месте.

Когда бабушка защитила кандидатскую диссертацию, дедушка решил сделать ей подарок и изготовить на заказ новый диван в гостиную под рост Катюши. Потом, когда деда не стало, она очень полюбила в кругу филологических подруг, уютно устроившихся на легендарном диване, освежать в памяти этот эпизод.

Дед нашел частного мастера по изготовлению мебели и пригласил его в дом, чтобы обсудить детали. Мастер, мужчина средних лет, выслушал пожелания заказчиков по внешнему виду дивана, по материалу обивки, дал свои дельные советы, нарисовал эскиз и в заключении попросил озвучить предполагаемые габариты. Дед отчего- то растерялся, и бабушка, взяв инициативу в свои руки, предложила мастеру:

— А вы измерьте меня, каков мой рост, таков будет и диван.

Легла на старенький диван, ноги вытянула, руки сложила на груди и замерла. Приготовилась к обмеру. Дедушка пришел в ужас, начал бегать вдоль дивана:

— Катюша, Катенька, что ты, Катя?.

А мастер рассердился:

— Чтой-то вы, дамочка, тут вытянулись? Я ведь не гроб вам буду делать, а диван.

Когда я слышал этот рассказ, то всегда вздрагивал при слове «гроб», а бабушкины подруги каждый раз очень веселились, как будто слышали впервые. Я подозревал, что они смеются над каким-то скрытым смыслом, недоступным мне по возрасту и по моей неиспорченности.

Впрочем, в их компании я бывал редко. Бабушкины подруги были равнодушны к моей персоне. Поэтому когда намечался очередной сбор, бабушка пекла мне пирожки с рыбой, которые я очень любил, варила компот из сухофруктов и накрывала для меня стол в моей комнате, бывшем дедушкином кабинете. Я уединялся и проводил вечер за чтением книг, заранее отобранных из бабушкиной библиотеки. Бабушка непременно подсовывала мне для такого случая томик Константина Батюшкова. Я не возражал.

Регулярно я стал ездить к бабушке с трех с половиной лет. Каждое лето мама отправляла меня в Питер на два месяца, а сама уезжала куда-то к своему любовнику, по совместительству моему мифическому, по мнению бабушки, отцу. Эти таинственные поездки неведомо куда очень беспокоили бабушку и моего старшего брата Владимира, которому, когда я родился, было