Озноб - Анна Малышева

– Ты вообще ни в одну мою идею не веришь! – не выдержала наконец Ирина. – Критика, критика, постоянная критика! Одни насмешки и упреки, будто я ничего другого не заслуживаю! Неужели обязательно каждый раз смешивать меня с грязью, как только я принимаю самостоятельное решение?!

– Ты обиделась? – словно не веря своим ушам, осведомился супруг. – Нет, это ТЫ обиделась?! Скажи на милость, а что же мне тогда делать? Согласиться на твои дикие условия и целый месяц просидеть в подвале, пока на мне ростки не появятся, как на картошке?!

Ирина неожиданно фыркнула. Налетевшая было злость мгновенно испарилась, стоило ей вообразить мужа, сплошь покрытого фиолетовыми ростками, как прошлогодний картофель. Она примирительно к нему потянулась:

– Ну прости, не будем ругаться… Так получилось, теперь ничего не переделаешь! Ну попробуй воспринимать это, как игру!

– С ума сойти! – Егор все еще говорил раздраженно, но женщина чувствовала, что он сдается. – Да лучше я совсем не стану туда ездить! Может, это какой-то особенно драгоценный дом, раз нельзя его посещать!

– Можно, можно, – засмеялась она, пытаясь обнять мужа и поймать его ускользающий обиженный взгляд. – Я разрешаю! У меня ведь теперь тоже в некотором роде появились права!

– А тебе не приходило в голову, что этот тип на самом деле заинтересовался тобой, вот и поставил такое условие? – ошарашил ее Егор, мгновенно спустив с небес на землю. – Чтобы было удобнее тебя навещать? Улица, говоришь, необитаемая? Вот приедет однажды, среди ночи, и что ты сделаешь, кто тебя услышит?

Содрогнувшись, Ирина покачала головой:

– Прекрати, что за фантазии! Это ты нарочно, чтобы мне страшно было переезжать! Сергей – нормальный человек, не какой-нибудь уголовник или маньяк, а если бы я ему нравилась как женщина, это было бы видно!

– Как раз маньяки отлично умеют скрывать свое влечение к жертве! – авторитетно заявил Егор. – И до поры до времени выглядят нормальными людьми, к тому же, как правило, сразу вызывают симпатию… Человеческая природа хитра и жестока, а ты… Ты – доверчивый цыпленок!

Встав с дивана, Ирина в сердцах запустила в мужа подушкой:

– А ты уже сам в маньяка превратился из-за своей работы! Не бери ее на дом, сколько можно просить! Добиваешься, чтобы я всех на свете боялась и подозревала? А я верю людям, слышишь? Мир – это не только твоя психбольница!

– Зачем этот пафос? – Поймав подушку, Егор прижал ее к животу, иронически глядя на жену. – Веришь людям – и прекрасно, на здоровье. Только в людях не помешало бы разбираться. Повторяю, мне не нравится условие, чтобы ты жила там одна. Ни один нормальный человек не выдвинет такое требование, и ни один нормальный человек на него не согласится… Нечего сказать, ты нашла исключительный вариант! Хоть бы позвонила мне, посоветовалась…

Он говорил еще что-то, но женщина ушла в спальню и плотно прикрыла за собой дверь. Внезапно почувствовав страшную усталость, она ничком упала на постель и, закрыв глаза, постаралась выбросить из головы последние полчаса и вернуть картину, запечатлевшуюся у нее в памяти, когда она окинула прощальным взглядом дом, который сняла… Вычищенный от снега двор, сплошь вымощенный гранитом, горящий на крыльце фонарь, слабо освещенные изнутри полукруглые окна, расположенные над самой землей, стеклянная дверь, ведущая в полуподвал… С крыльца, как объяснил Сергей, провожая гостью к машине, шла лестница наверх, на второй этаж. Таким образом, дом представлял собой две четко разделенные половины с разными входами, и их обитатели могли бы там жить, почти не сталкиваясь друг с другом.

– Это удобно, – вырвалось у Ирины. Она невольно вспомнила свои скитания с рукописью по двухкомнатной квартире, где то и дело мешала вернувшемуся с работы Егору.

– Ну да, если есть, от кого прятаться, – усмехнулся Сергей, и ей показалось, что в его голосе прозвучала тщательно спрятанная печаль. – С женой поругался, дети достали… Когда архитектор мне это предлагал, то особенно упирал на выгоду такой изоляции. Я и согласился, чтобы в будущем не мучиться… Как видите, пока мне это не пригодилось.

– Все впереди.

Ирина ответила так, потому что восприняла это признание, как скрытую жалобу, но Сергей ее удивил. Обернувшись (он шел впереди с фонарем), мужчина сухо заметил:

– Не дай бог! Совершенно не стремлюсь обзавестись семейством!

Тогда-то он и задал ей вопрос, который заставил Ирину поволноваться:

– А вы-то разве не замужем?

– Что? – Она поперхнулась летящим снегом, который вдохнула вместе с воздухом, и ответила не сразу. – Замужем, но… На ваше условие это не влияет.

– Как же вы бросите на месяц мужа? Детей? – Спрашивая о детях, Сергей сощурился так, что его глаза превратились в две темные щели. Лицо, подсвеченное снизу лучом фонаря, казалось шире и грубее. Если бы женщина впервые увидела его таким, то испугалась бы. Ирина справилась со смущением и попыталась улыбнуться:

– Детей у нас еще нет… А муж сейчас в командировке, вернется не раньше февраля.

Ложь про длительную командировку она придумала на ходу, решив, что полностью отрицать наличие супруга нерасчетливо и глупо – Сергей мог принять ее за свободную искательницу приключений. Поверил мужчина или почувствовал какую-то недоговоренность, она не поняла. Заявление осталось без комментариев. Он повернулся и продолжил путь, освещая истоптанный снег пляшущим лучом фонаря.

Сейчас, вспомнив этот разговор, Ирина прерывисто вздохнула и съежилась клубком на постели. Вдоль позвоночника пробежал холодок, она впервые всерьез задумалась о том, что доверилась человеку, которого совершенно не знает. «У него приятная внешность, хорошие манеры, в комнате я заметила множество книг… Наконец, он просто пришел мне на помощь, когда я была в безвыходном положении! Какие у меня основания чего-то бояться? Видно, он по натуре одиночка, раз не желает заводить семью, и нечего удивляться, что толпа в доме ему не нужна. Все просто… Егор, хотя и психолог, не понимает обычных вещей, таких, как взаимная симпатия. Ему всюду чудится криминал!»

Муж часто проводил экспертизы для судебного отделения психиатрической больницы, где работал, и она страшно не любила и боялась этого вида его деятельности. Ей казалось, что любой, кто копается в душе преступника, сам отчасти становится преступником – во всяком случае, привыкает мыслить иначе… Егор смеялся над этой теорией, но Ирина не могла не отметить, что характер мужа за последние годы, когда таких экспертиз стало особенно много, сильно изменился. Егор стал резче, язвительней в своих суждениях, в нем появился даже некий цинизм, который напрочь отсутствовал, когда они познакомились.

«Почти одиннадцать лет назад, подумать только! Треть моей жизни мы вместе, а кажется, уже век прошел в этих спорах, взаимных претензиях, упреках… Наверное, если наши разговоры записать и дать прослушать кому-то постороннему, человек решит, что мы друг друга терпеть не можем. На самом деле мы любим друг друга, только… Не знаю, почему это так выглядит!»