Извлечение троих - Стивен Кинг

Ладонь была тускло-красной. Нехороший знак.

Я мастурбирую левой, — подумал он. —Это уже утешает.

А потом он провалился во тьму и проспал почти шестнадцатьчасов под шум Западного Моря, что гремел непрестанно в его ушах.

3

Когда он проснулся, на море было темно, но на восточномгоризонте проглядывал слабый свет. Утро уже наступало. Стрелок сел, и тут жеволною нахлынула дурнота.

Он опустил голову и переждал.

Когда слабость прошла, он взглянул на свою правую руку. Да,заражение он заработал — предательская краснота расползлась по ладони изахватила запястье. Дальше пока не пошло, но стрелок уже различал слабенькоепокраснение — начало других алых линий, которые в конечном счете дойдут досердца и убьют его. И уже, кажется, начался жар. Лихорадка.

Мне нужно лекарство, — сказал он себе. —Но здесь его взятьнеоткуда.

Выходит, он проделал такой долгий путь лишь для того, чтобыздесь умереть? Нет. Он не умрет. А если все-таки суждено ему умереть, несмотряна его решимость, он умрет на Пути к Башне.

Какой же ты исключительный человек, стрелок! Редкий, я быдаже сказал, человек!— у него в голове человек в черном хихикнул. —Неукротимыйтакой! Романтичный такой в идиотской своей одержимости!

— Отгребись, — прохрипел стрелок и глотнул воды. Вот и водыпочти и не осталось. Перед ним простиралось море, вот именно, целое море: вода,куда ни глянь — вода, и ни капли не отопьешь. Ладно, не бери в голову.

Он надел ремни с кобурами, затянул пряжки — это простое делозаняло столько времени, что даже когда рассвело и почти начался день, стрелоквсе еще возился, — а потом попытался встать. Он не был уверен, что сможет, покане поднялся на ноги.

Держась левой рукою за деревце, правой он поднял бурдюк, вкотором еще оставалось чуть-чуть воды, и перекинул его через плечо. Потом —сумку. Когда он выпрямился, опять накатила слабость, и он опустил голову,пережидая, заставляя себя одолеть ее.

Слабость прошла.

Неуверенными, заплетающимися шагами человека в последнейклинической стадии опьянения стрелок спустился на берег. Там он постоял, глядяна океан, темный, как густое красное вино, а потом вынул из сумки последнийкусок вяленого мяса. Он съел половину, и на этот раз рот и желудок приняли пищучуть лучше. Стрелок отвернулся от моря и съел оставшуюся половину, глядя насолнце, встающее над горами, где умер Джейк. Солнце как будто на миг зацепилосьза суровые голые вершины, потом поднялось выше.

Роланд подставил лицо лучам солнца, закрыл глаза иулыбнулся. Потом доел мясо.

И подумал еще:Замечательно. Я теперь человек без еды, наруке без двух пальцев и без одного на ноге; стрелок — при патронах, которыемогут и вовсе не выстрелить; у меня заражение крови после укуса какой-то дрянии у меня нет лекарств. Если мне повезет, то воды хватит на день. Может быть, ясумею пройти около дюжины миль, если выложусь до конца. Короче, мне скороабзац.

Куда идти? Пришел он с востока; но на запад дороги нет, еслитолько ты не спаситель и не святой. Остается — на север или на юг.

На север.

Так подсказывало ему сердце. Без вопросов.

На север.

Стрелок пошел.

4

Он шел уже три часа. Дважды он падал и во второй раз уже ине думал, что сможет подняться. Но набежала волна. Достаточно близко, чтобызаставить его вспомнить о револьверах, и он поднялся, сам не зная как. Ногидрожали под ним, как ходули.

По примерным его подсчетам, за эти три часа стрелок одолелоколо четырех миль. Солнце уже припекало, но все-таки не настолько сильно,чтобы так трещала голова и пот ручьями стекал по лицу. С моря дул ветер, ноопять же — вряд ли такой легкий бриз может вызвать приступы дрожи, озноб,который время от времени пробирал стрелка, и тело его покрывалось гусинойкожей, а губы стучали.

Лихорадка, стрелок, — подхихикивал человек в черном. —Все,что осталось еще в тебе, сгорает в огне.

Красные полосы заражения стали отчетливее; продвинулись отзапястья вверх по руке — почти до локтя.

Он прошел еще милю и выпил остатки воды. Пустой бурдюкобвязал вокруг пояса. Однообразный пейзаж вызывал неприятные чувства. Справа —море, слева — горы, под сапогами — серый песок вперемешку с ракушками. Волныбились о берег. Стрелок поискал глазами омарообразных чудищ, но не увидел ниодного. Он шел из ниоткуда в никуда, человек из другого времени, который,похоже, скоро дойдет до бессмысленного конца.

Незадолго перед полуднем он снова упал и понял, что на этотраз ему уже не подняться. Значит, здесь он умрет. На этом месте. Вот и конец.

Приподнявшись на четвереньках, он поднял голову, как боксерв гроги… и впереди на расстоянии, может быть, мили, может быть, трех (ему былотрудно определить расстояние на безликой, лишенной всяческих ориентировместности, когда тело горит в лихорадке и все плывет перед глазами) увиделчто-то новенькое. Необычное. Вертикально стоящее на берегу.

Что это?(Три)

Впрочем, не важно.(Три — вот число твоей судьбы)

Стрелок сумел снова подняться на ноги. Прохрипел что-тонечленораздельное, молитву, которую слышали только парящие птицы (С какойрадостью они выклюют у меня глаза, — подумал он мимоходом, —такая лакомаядобыча!),и пошел вперед, еще сильнее пошатываясь, оставляя за собоюизвивающийся петлями след.

Стрелок шел, не сводя глаз с этой штуки впереди. Когдаволосы падали на глаза, он откидывал их со лба. Непонятная штуковина как будтои не становилась ближе. Солнце поднялось до высшей точки и зависло в зенитенадолго. Что-то уж слишком надолго. Роланд представил, что он снова в пустыне,как раз между последней землянкою поселенца (нет музыкальней еды, чем большесожрешь, тем звонче перданешь) и дорожною станцией, где мальчик (ваш Исаак)ждал, когда он придет.

Ноги его подкосились, выпрямились, подкосились и выпрямилисьопять, а когда волосы снова упали ему на глаза, стрелок даже не стал убирать их— у него не было сил. Он лишь смотрел на предмет впереди, который теперьотбрасывал на песок небольшую тень, и продолжал шагать.

Сейчас, даже при разыгравшейся лихорадке, он уже разглядел,что это такое.

Дверь.

Когда до двери осталось не более четверти мили, ноги Роландаопять подкосились, и на этот раз выпрямить их он не смог. Он упал, прокарябавправой рукою по песку с ракушками. Обрубки пальцев пронзила боль — падая, онсорвал поджившие струпья, и они снова закровоточили.