Воскресное утро - Михаил Алексеев

18 июня 1979 года, 7.30. Штаб Центра

Воскресное утро для начальника Центра полковника Владимира Васильевича Красавина началось с телефонного звонка в 7 утра. Звонил начальник штаба подполковник Рябцев и просил прийти на службу, так как по телефону, по его словам, он объяснить причину не мог. Полковник удивился налету некоей таинственности в интонациях подчиненного и после утренних процедур, надев повседневную форму, вышел из квартиры в прекрасное июньское воскресенье. Городок просыпался, хлопали двери подъездов, и женские фигурки еще в домашних халатиках спешили по направлению к мусорным бакам. Вместе с ними из домов выходили и уже одетые для сельхозработ «счастливые» владельцы дачных участков и живности, обитающей на них. Слышались утренние приветствия, и начальник кивал головой, здороваясь в ответ. Жизнь в Центре была похожа на жизнь в деревне или, точнее – в гарнизоне – все друг друга знали. Да и домов-то на улице Авиационной было всего лишь три штуки – один стоквартирный и два сорокавосьмиквартирных. Четвертый стоквартирный еще был на стадии строительства и даже без крыши. А две других улицы Центра – Парковая и Лесная – лежали ближе к аэродрому за двумя рукотворными озерами, вырытыми на месте начинающегося оврага. Озера круглый год пользовались вниманием всего местного населения. Летом и зимой мальчишки не вылезали из воды и ледяных катков. Взрослые любили посидеть с удочками под шум растущих на берегу берез. Рыбалка была, прямо скажем – не очень, так, карасики, иногда щучка попадалась, но важен был сам процесс, а он присутствовал. Даже сам начальник не чурался иногда закинуть удочку и помедитировать на безмятежный поплавок.

Идти было недалеко, и через пять минут полковник открывал дверь кабинета начальника штаба. И только взглянув на сидящих в кабинете, он понял интонации Рябцева в телефонном разговоре. В его голове звякнул звоночек. Этот звоночек в голове полковника Красавина просыпался каждый раз, когда заканчивалась его спокойная жизнь. Или наоборот – спокойная жизнь заканчивалась по этому звонку. В общем, они – звоночек и проблемы – были взаимосвязаны.

В кабинете, кроме Рябцева, сидели двое, одетых так, как он видел только в фильмах про войну. В званиях на петлицах Красавин не разбирался, но разницу между звездами и шпалами на петлицах улавливал. И его многолетний служебный опыт также указывал на человека с тремя звездами в петлицах как на старшего.

– Здравствуйте! – произнес полковник, усаживаясь за столом, и внимательно посмотрел на начальника штаба. Рябцев понял немой вопрос и доложил ситуацию. После его слов «Начальник ВВС Красной Армии Павел Федорович Жигарев», старший достал из нагрудного кармана гимнастерки удостоверение и протянул его Красавину. Посмотрев его, Красавин снова услышал звонок. Причем тот, кто управлял этим звонком, добавил громкости.

Владимир Васильевич, как и всякий советский человек, любил и уважал литературу. Но сказать, что он был страстным почитателем ее раздела «фантастика» было нельзя. Он был человек реальный и реалистичный. В чудеса не верил, и сейчас в его голове роились мысли вокруг двух вопросов «Кто это?» и «Зачем это?». И вот как раз эти все мысли были одна фантастичней другой. Внешне лицо полковника оставалось бесстрастным – он умел управлять эмоциями, да и по характеру был флегматичен, поэтому окружающие не могли видеть его мысленных метаний.

Пауза, возникшая в кабинете, была прервана стуком в дверь.

– Разрешите! – в приоткрывшейся двери возникла голова дежурного по Центру.

– Да, войдите, – с облегчением произнес начальник Центра, отдавая удостоверение незнакомцу и пытаясь воспользоваться отсрочкой от необходимости отвечать на свои немые вопросы и задавать прямые вопросы незнакомцам – а других ситуация и не предполагала.

– Товарищ полковник! Прибыл главный энергетик и инженер АТС. Им нужно доложить лично вам.

– Хорошо! Пусть идут ко мне в кабинет, – ответил начальник Центра и, поднявшись, извинился перед присутствующими о необходимости выслушать подчиненных.

В своем кабинете он внимательно выслушал сначала главного энергетика, с неудовольствием отметив про себя, что звонить дежурному диспетчеру Вяземского района электрических сетей об отсутствии энергопитания, обязанность самого главного энергетика, и это можно было сделать без доклада начальнику Центра. Однако доклад инженера АТС привел его к мысли, что не все так просто. Со слабой надеждой он встал из-за стола и, обойдя его, подошел к Василию Рачкову вплотную.

– Чем закусывал? – спросил он у Василия, принюхиваясь и не ощущая запаха спиртного.

– Я не пил! – обиделся Василий.

– Тогда куда подевалась Бозня и Московская?

– Не знаю, – обреченно развел тот руками.

В голове полковника Красавина уже звенел не звоночек. Там гремел ревун на фоне похоронного марша. Внезапно открылась дверь, и в кабинет молча и без разрешения вошел бледный майор Курочкин со странно изумленными глазами и, подойдя к полковнику, сказал:

– Я был в городе. В Вязьме.

– И что? – удивляясь такому странному поведению майора, спросил Красавин.

– И вот, – ответил тот, протягивая ему газету. – Города нет. Точнее, это не та Вязьма, которую мы все знаем.

Начальник Центра смотрел на газету «Рабочий путь», выпущенную 13 июня 1941 года. В голове ударили литавры.

Красавин Владимир Васильевич был полковником. Он был настоящий полковник, поэтому вся рефлексия пронеслась в его голове, никак не отразившись внешне. Но не это было главной характеристикой полковника. Он умел принимать жизнь такой, какова она есть, и выполнять задачи теми силами и средствами, которые были у него в подчинении или под рукой. Этому его учили всю его жизнь его командиры и сама жизнь. Поэтому, идя в кабинет начальника штаба, он уже формулировал решение. Войдя в кабинет, он подошел к подполковнику Рябцеву, положил перед ним газету и упер свой палец в дату. Повисшую далее паузу он прервал уже прямым приказом:

– Леонид Иванович! Подними экипаж Ми-8 десантников. Вызови всех необходимых людей для обеспечения вылета вертолета через час. Дежурную машину оставляю тебе. Я… – он посмотрел на Жигарева, – мы с товарищем генерал-лейтенантом на машине майора Курочкина едем к командиру воздушно-десантной дивизии. Экипажу вертолета, если откажутся готовиться к вылету, скажешь, что их командир летит тоже.

18 июня 1979 года, около 8.30. Общежитие (она же гостиница) Центра

Командир 44-й Учебной воздушно-десантной дивизии гвардии генерал-майор Оганян Иосиф Бакратович находился в Вяземском учебно-авиационном Центре по служебной необходимости. Причем эта служебная необходимость была ему, мягко говоря, не по рангу. Кто-то там, в верхах, решил проверить боеготовность одного из подразделений его дивизии. В этом факте не было ничего удивительного – десантники на то и десантники, чтобы уметь быстро переместиться и решить поставленные задачи. Но тут закавыка была в том, что по тревоге подняли 743-й отдельный учебный парашютно-десантный батальон, расквартированный в городе Кармелава. Батальон этот был не совсем обычный – он готовил к службе и состоял из прапорщиков ВДВ, и задачу перед ним поставили необычную для планов боевой подготовки на начало летнего учебного периода. Батальон должен был «исчезнуть» с зимних квартир, переместиться на незнакомый аэродром и с него уже десантироваться, вместе с ротой БМД-1[4] на полигон Московского военного округа под Гороховцом, где ему нужно было захватить укрепрайон, подготовленный и занятый сейчас мотострелками.