Поверь в свою счастливую звезду - Наталья Витальевна Олейникова

парень и девушка. Похоже, мой вид говорил красноречивее слов, что меня подняли с постели. Они извинились и сказали, что приехали из станицы на базар, и у них через пол часа обратный автобус, поэтому позже прийти они не могут, и попросили показать им свадебные платья. Я разрешила, только забежала домой на минутку переодеться и убрать постель из проходной комнаты, через которую люди будут заходить в прокат. Дети смотрели телевизор, муж тоже сидел с ними рядом. Увидев меня, прошипел:

– Что, завтрак скоро будет?

– Видишь, я с людьми занята, подожди.

Парень с девушкой зашли, долго мерили и выбирали, но так ничего и не выбрали. Такое случается сплошь и рядом, и это понимают все, но только не мой муж. Когда посетители ушли, он набросился на меня с криком:

– Что такое, выходной день, пожрать нечего, завтрака до обеда ждешь, никакого внимания семье.

– Но это же клиенты, они же пришли по делу. Я же не с подружками болтала, и не на гулянье была.

Но объяснять что-либо было абсолютно бесполезно. Сели завтракать, Василий отшвырнул в сторону тарелку с яичницей. Дети тихо, как мышки, шмыгнули на улицу, чтобы не попасть под горячую руку. Настроение на выходной день было безнадежно испорчено.

Я часто думала о том, что моя семейная жизнь становится просто невыносимой. Каждый день дома нахожусь как на линии фронта: обстреляют или пронесет? Сотрудницы, с которыми я вместе возвращалась с работы, говорили, что с приближением к дому у меня меняется выражение лица, и они не могут смотреть на мои тоскливые затравленные глаза. Я не знала, что мне делать. Я не могла доверить мужу деньги, потому что он, невзирая ни на что, тратил их по своему усмотрению. Например, я послала его на базар за мешком картошки на зиму, а он купил подводное ружье. Зачем в ноябре месяце подводное ружье, для подледного лова что ли, и как его использовать вместо картошки, я не знала. В результате я весь день проплакала, а потом стала просить водителя служебной машины заехать купить мешок картошки или лука. Дома опять скандал:

– Водитель – твой любовник, – орал этот ненормальный.

Или еще: если хозяин коммерческого ларька давал мне продукты в долг под зарплату, дома меня ждала очередная сцена у фонтана. Ничего не покупать, не занимать и не приносить я тоже не могла, ведь детей надо было кормить.

Куда уйти я не знала, в городе у меня не было никого из родственников. Уехать опять в Ташкент к маме, это значило сесть ей на шею вместе с детьми, а и там и с работой плохо, и все на узбекском.

Никогда не забуду лицо моей ташкентской соседки, которая была в Андижане во время погромов и видела, как безумная толпа крушит всех и вся на своем пути, не разбирая ни возраста, ни национальности. Когда она вспоминала об этом, ее всю трясло, и она в кратчайшие сроки уехала с семьей в какую-то российскую деревню. После нашего отъезда в самом Ташкенте состоялась серия террористических актов. Сейчас там уже почти не осталось никого из моих друзей и знакомых. Россия, Германия, Америка, Канада, Израиль – где только нет сейчас моих земляков! Остались в Ташкенте или те, кто живет за гранью нищеты, или имеющие тяжело больных родственников, которых и оставить нельзя, и везти с собой невозможно. Люди рвутся из Ташкента любыми путями, вроде глупо ехать назад. Так все тянулось год за годом, а выхода никакого не было, становилось все хуже и хуже.

Работа со свадебными платьями потихоньку начала приносить доход. Все больше людей узнавали о нашем прокате, все больше приходили, несмотря на стойкое убеждение местных жителей, что платье, взятое в прокате, не принесет семейного счастья.

Много времени приходилось тратить на то, чтобы привести платья в порядок после свадьбы. Приносили их, бывало, и с оторванными подолами, и испачканными в мазуте, и прожженными сигаретами. О том, где была невеста в этом платье во время свадьбы, нам оставалось только гадать.

Приходилось отстирывать платья и отбеливать, на прожженные места пришивать цветочки или бусинки, менять поломанные молнии.

Во время свадебного сезона, с апреля по ноябрь (исключая только май, чтобы не маяться), платья у меня брали, тем более что в нашем городе другого проката не было, и приходилось ехать за ними в Краснодар, а цены там на порядок выше. Но зимой, особенно с декабря по март, бывало, ничего не брали вообще, и это сразу негативно отражалось на нашем бюджете. Бывало несколько раз, что после свадьбы не возвращали вовремя платье, и тогда мы с подругой шли сами искать этих людей по адресам.

Сильно осложняло мне жизнь наличие основной работы, на которой надо было находиться с утра до вечера, а люди приходили часто среди недели утром, и днем, потому что тем, кто далеко живет, вечером трудно добираться. Даже в нашем городе после 8 вечера перестают ходить маршрутки и автобусы, а в станицах транспортная проблема стоит еще острее. Приходя днем, посетители или никого не заставали дома, или рисковали нарваться на моего мужа, которому они нарушали дневной сон, и он с руганью прогонял их прочь, или на кого-то из детей, которые не могли ничего толком объяснить. Бросить работу и заниматься прокатом я тоже не могла, потому что на основной работе была хоть не очень большая, но стабильная зарплата, и никакой финансовой подстраховки у меня не было.

Василий так и не работал. В последнее время он записался в казачество и часто ходил на всякие казачьи собрания и мероприятия. Толку от этого для семьи не было никакого, разве что отдых от его присутствия дома хотя бы на несколько часов. Скандалы по поводу и без повода продолжались, и не ожидалось никаких перемен к лучшему. Поводом для скандала могло послужить что угодно: недосоленный суп, крики играющих детей под окном, отсутствие чистой тарелки или чистых носков. После таких вечерне-ночных разборок я вставала утром с больной головой, не хотела ни завтракать, ни пить чай, и только на работе, где приходилось полностью переключаться на производственные проблемы, я немного успокаивалась и приходила в себя, особенно когда девчонки, видя мое состояние, угощали чашечкой крепкого кофе.

Моя подруга Оля, конечно, заступалась за меня, как-то раз я даже у нее ночевала вместе с младшим сыном, и это очень не нравилось мужу, как и вообще сам факт нашей с ней дружбы. Он запретил Ольге приходить к нам домой,