Последний поезд в Москву - Рене Нюберг

Слово “Холокост” стало символом гибели евреев после одноименного американского фильма, вышедшего в 1978 году. В 1979-м слово было признано в Германии словом года[27].

Профессор Йельского университета Тимоти Снайдер подчеркивает в своей основополагающей монографии “Кровавые земли”[28], что в умах европейцев Холокост связан преимущественно с Освенцимом и гибелью западноевропейских евреев. На самом же деле основная тяжесть пришлась на территории восточнее границы Молотова-Риббентропа, откуда немцы не утруждались вывозить евреев в концентрационные лагеря: их уничтожали прямо на месте или же изнуряли непосильным трудом.

История в моей немецкой школе преподавалась на высшем уровне. Только позднее я понял, что благодаря в особенности нашему преподавателю истории и немецкого Вольфгангу Ванкелю я на всю жизнь получил прививку от какой бы то ни было идеологии.

Запомнилось написанное им на доске “уравнение”. Ванкель перечислил сначала заслуги Гитлера – от автобанов до искоренения безработицы. Потом взял перечисленное в скобки и написал перед ними, отделив знаком минус, слово “война”, которое сводило на нет все плюсы. Родившийся в Нюрнберге Ванкель во время войны находился в Норвегии, однако брат его погиб на Восточном фронте.

У преподавателей финского и шведского была важная роль. В их задачу входило вложить в нас знания о финском обществе и особенно о современной истории. С этим они блестяще справились. Хорошо запомнилась преподаватель финского, магистр Ауне Сёдер-ман, в девичестве Туомела. Во время войны она была на фронте, а после войны училась вокалу в Цюрихе.

Преподаватель шведского, Фолке Вагнер, был чудесным человеком, впоследствии он перешел работать в промышленность. Его отец прибыл в Финляндию в 1918-м в составе дивизии генерала Рюдигера фон дер Гольца[29] и осел в стране. С Фолке Вагнером мы читали “Рассказы прапорщика Столя” Рунеберга[30] по-шведски! Самого Фолке печалило только одно обстоятельство: он не мог позволить себе ничего шикарнее “Шкоды”, а коллеги-немцы гордо разъезжали на “Фольксваген-жуках”.

Ученик хельсинкской немецкой школы изучал немецкий и должен был глубоко погружаться в немецкую культуру и историю. Но в 1950-1960-х мы не отождествляли себя с Германией. Напротив, дух времени подчеркивал нашу финскую идентичность. Сам я не был знаком с Германией и впервые побывал там только студентом.

Став взрослым, я обычно тоже не рассказывал о еврейском происхождении матери. Во время работы в Министерстве иностранных дел я столкнулся с упоминанием о нем лишь однажды. Тот случай запал в память.

Посол Яакко Халлама летом 1974-го ушел в отпуск, и нам с моим московским начальником, советником посольства Арто Мансалой, пришлось открыть его сейф. Зачем мы его открывали и что искали, я забыл. Как бы там ни было, одна из бумаг, лежавших наверху стопки, слетела на пол. Я поднял ее. Это оказалась характеристика на молодого дипломата Нюберга, которую Халлама направлял заместителю статс-секретаря Юрьё Ваананену.

Я успел прочесть начало, после чего Мансала подхватил листок и закрыл сейф. Позже, уже выйдя на пенсию, Мансала выдал мне из архива министерства копию этой характеристики. Халлама в ней называет меня “интересным явлением” и конкретизирует: “мать – еврейка, однако посещал немецкую школу”[31].

Вторая история, о которой я размышлял не один год, не касалась меня лично, я стал лишь свидетелем, будучи помощником заместителя статс-секретаря Министерства иностранных дел Кейо Корхонена в 1979–1982 годах. После того как посол Финляндии в ООН Макс Якобсон не занял пост генерального секретаря ООН в 1971-м, его подвергли критике крайние левые, известные журналисты и представитель Министерства иностранных дел, историк Юхани Суоми. Хотя еще не все советские архивы открыты для пользования, можно предположить, в чем было дело: Советский Союз не хотел видеть в этой должности активного и одаренного финского дипломата. Еврейское происхождение Якобсона сыграло лишь второстепенную роль. Однако антисемитизм, вспыхнувший в Советском Союзе с новой силой после Шестидневной войны 1967 года, придал критике Якобсона и такой оттенок. Это не прошло незамеченным в Финляндии.

Позднее газета “Хельсингин Саномат” воспользовалась отголосками этой истории, попросив Якобсона, ведущего свою колонку, отозваться на многотомную биографию президента Урхо Кекконена, которую писал в тот момент Юхани Суоми. Критика оказалась убийственной.

Якобсон был ближайшим другом и коллегой Кекконена. Он занимался вопросами внешней политики с конца 1950-х и был одним из немногих умевших сохранять дистанцию в отношениях с президентом. Помню, как однажды Кейо Корхонен запретил Юхани Суоми подкалывать Якобсона в одной из своих статей библейской цитатой: “Толос Иакова, а руки Исава”. В цитате сквозил содержащий антисемитизм намек на советское посольство. Даже в книге, опубликованной в 2013 году, Юхани Суоми упоминает, что “Якобсон отрицательно относился к Советскому Союзу”.

Резидент КГБ в советском посольстве Хельсинки, генерал Виктор Владимиров, вступив в должность в 1977 году, первым делом сменил посла, и Владимир Степанов покорно переместился в Петрозаводск. Вдобавок Владимиров начал активно поддерживать связи с самыми влиятельными финнами, в том числе с крупным промышленником Пяйвиё Хетемяки, который, в свою очередь, представил его Якобсону.

После первой встречи в 1977 году Владимиров охарактеризовал Якобсона и его отношение к Советскому Союзу так: “Макса Якобсона нельзя назвать другом СССР, но и врагом он не выглядит, хотя некоторые сотрудники советского посольства в Хельсинки утверждают обратное”. В своих воспоминаниях Владимиров описывает Якобсона уважительно, даже почтительно, постоянно цитирует и комментирует его записи.